Бераника. Медвежье счастье
Шрифт:
Пчелиных гнезд в дуплистых деревьях вдоль тропы действительно оказалось видимо-невидимо. Я даже удивилась — обычно в природе рои не селятся так густо и близко друг от друга. А тут…
Даже закралось подозрение, что некая сила сама устроила мне своеобразную пасеку, а заодно приспособила маленьких тружениц охранять единственную тропинку к дому.
Например, Шилова или Кодрата пчелы никогда не трогали. А вот Арефния, того самого рыженького конопатого молодца, в какой-то момент просто перестали пускать на тропу.
Потом выяснилось, что молодой дурак слаб на выпивку и за чарочку много
Ну и, видать, пока только болтал, его просто покусывали для профилактики. А когда «денежку малую» взял за небольшую услугу — поставить метки на деревьях вдоль дорожки, мол, чтобы люд честной не плутал, — так и все. Пчелки его дальше опушки не пустили.
Так вот в тот день, когда я строго-настрого велела детям заниматься делами возле дома и у пруда, а сама пошла за медом, машинально напевая про себя песенку всем известного медведя из мультика, ну ту, про тучку-тучку-тучку, а вовсе не Беранику, обнаружилась очень интересная вещь.
Точнее, две вещи. Одна приятная, а одна совсем наоборот.
Первая новость, та, что приятная, была связана все с теми же пчелками. Они меня не кусали, вообще. Зря только сетку мастерила и дымарь. Толстенькие полосатые медоносы ползали по моим рукам, немного обиженно жужжали над ухом, но ни одна не сделала попытки атаковать.
Причем деток моих эти летающие тигры еще как жалили, особенно если мелкие наглели и, скажем, садились на цветочек, в котором шуровала полосатая, попой.
А я через пару обработанных диких ульев начала чувствовать их настроение… Это было удивительно и странно, но где-то даже приятно. Я почему-то приняла все происходящее словно само собой разумеющееся.
И именно пчелы, те, что жили на самом краю моих владений и летали за нектаром в сторону села, «сказали» мне, что на опушке, чуть в стороне от тропы, в кустах, постоянно сидят трое мужиков.
Ничего не собирают, почти не двигаются, очень противно пахнут. И ждут. Каждый день кого-то ждут от утренней зорьки до вечерней.
Кого-то? Уж не меня ли?
Дальнейшее осторожное наблюдение подтвердило эту неприятную догадку. Значит, меня вовсе не оставили в покое. И старостин сыночек Фефоан, вдруг решивший приехать из города, навестить родителя и его покос на моих землях, не так просто в болоте сгинул, или где он там провалился. Значит, шел не просто со злым умыслом, напугать или выведать силком что-то. Нет, этот шел убивать. Иначе лес не обошелся бы с ним так круто.
Так вот… эти тоже по мою душу. Пчелы, конечно, не могли их «подслушать», а сама я не рискнула соваться вплотную, но небольшой эксперимент провела. Как раз первые грибные дожди пошли, а после них солнышко пригрело, и мы с детьми по локти запустили руки в эту богатую лесную кладовочку.
А по кромке леса как раз отлично белые растут, вот я и прогулялась так, чтобы самую малость выглянуть за границу своей земли, но дальше десяти шагов от нее не отходила. Как мне это удалось? А я ее чувствовала. Как пчел.
Ну и вот. Прогуливалась я там, мелькала белым сарафаном между еще зелеными осинками и легкой золотой пестряди молодых березок. И четко засекла, как трое этих бандитов тишком, ползком, прячась за пучками
Я их подпустила поближе, чтобы исключить возможность ошибки и заодно как следует рассмотреть. И с недоброй усмешкой в душе убедилась в кое-каком своем предположении.
Один из этих крадунов подкустовых был мне знаком. Это он тогда, во время первого нападения на меня и детей, пытался сбежать с места происшествия. Именно этого плюгавенького и словно бы немного скособоченного мужичонку с крысиным лицом я видела. Значит, либо отмазал его староста, либо опять сбежал, ирод, и вернулся к работодателю.
А это значит, что враги спелись. И староста теперь в сговоре с теми, кто продолжает искать бумаги покойного графа.
За осознанием этого факта пришла ненависть. Сволочи! Мало вам смертей.
Я почувствовала себя сжимающейся пружиной. Это ощущение было мне знакомо как родное, и я обрадовалась, когда обнаружила его в себе. Когда я начинаю так злиться, никто меня не остановит. Нет такой силы. И плевать на все внешние обстоятельства — именно на этом темном огне злости я прошла все самые страшные годы своей прежней жизни. Эта жаркая и одновременно ледяная ярость не давала мне сдаться, опустить руки, плыть по течению и в конце концов погибнуть, когда вокруг был такой мрак и чернота и окружающие меня люди сотнями тонули в ужасе и безнадежности.
И сейчас я не почувствовала страха. Пусть только сунутся, душегубы, пусть только войдут под сень нежных, полупрозрачных, таких безопасных березок.
В тот раз я сама не поняла, какая волна меня понесла, но знаю точно: тех троих в лес я заманивала специально. Не знала еще сама, что стану с ними делать, что вообще должно произойти, но темное, злое предвкушение переполняло мою душу до краев.
Шажок, еще шажок — сволочи крались ко мне, а я незаметно, медленно отступала, стараясь держаться с беспечным видом на открытом месте, но зорко следя, чтобы не отходить далеко от своих владений. Шагов на двадцать пусть подойдут… ну еще немного. Еще чуть-чуть…
— Стой, девка! — хрипло гаркнул один из висельников, выскакивая из-за куста и бросаясь мне наперерез. — Стой, дура, умные люди с тобой по-хорошему поговорить хотят! Стой, все равно догоним!
Ага, щаз-з-з, как говорила правнучка. Я специально сделала вид, что испугалась, чуть не уронила корзину с грибами и со всех ног кинулась в лес. А эти идиоты, почуяв близость жертвы, — за мной.
То, как они пересекли невидимую границу и оказались там, куда их манил мой мелькающий между деревьями силуэт, я почувствовала сразу всем телом, всем существом. И резко остановилась. Развернулась к ним, и…
Эх, жаль, поспешила. Поторопилась. Слишком мало у меня опыта охоты на людей.
Когда твердая, поросшая невысокой безобидной травкой земля вдруг топью расступилась под ногами самого быстрого преследователя и он с разбегу провалился в нее по колени, двое других успели шарахнуться назад. И даже схватили воющего от ужаса и неожиданности передового гада, не давая жадно чавкающей жиже засосать его по пояс.
Выдернули, да только потому, что сами ногами стояли за невидимой границей.
— Ведьма! Ведьма! Сгинь, проклятая! — провыл самый смелый из душегубов.