Бердичев
Шрифт:
Луша выходит с ребенком на руках.
Луша (к Рахили).Рахиль Абрамовна, дрова я сложила.
Рахиль. Ну, зайдешь, Лушенька, я тебе заплачу… Ну-ка дай мне твоя лялька… (Берет ребенка.)Как его зовут?
Луша. Тина…
Рахиль (улыбается).Тиночка… Ату, агу… Ой,
Луша. Что вы, Рахиль Абрамовна… Тут один наш русский работал в комендатуре истопником…
Рахиль (улыбается).Тиночка, агу, агу…
Дуня. Так, Рахиль, что мне Тайберу сказать?
Макар Евгеньевич. А что говорить? Я считаю, пусть познакомятся молодые.
Рахиль (вздыхает).Пусть познакомятся, в добрый час…
Злота (кричит с веранды).Рухл, мясо на мясорубку делать?
Рахиль (отдает ребенка Луше).Вот она мне кричит… (Поднимается на веранду.)Малоумная, вус шрайсте? Что ты кричишь? Гоем должны знать, что у нас есть дома мясо?
Злота (хватается за лицо).Боже мой, боже мой, она пьет мою кровь… (Уходит.)
Рахиль (сердито про себя).Злоте-хухем… Злота-умница… Кричит на весь двор… Гоем должны знать, что у нас есть дома мясо… У меня они бы знали, что в заднице темно, больше ничего… (Уходит.)
Из-за сараев показывается Витька, весь в крови.
Витька (смеется). Я уже получил. (Прикасается к волосам и показывает Макару Евгеньевичу красную, окровавленную ладонь. Смеется.)Макар Евгеньевич, я уже получил…
Занавес
Картина 3-я
В большой комнате накрыт стол в духе роскоши 46-го года. Стоят эмалированные блюда с оладьями из черной муки, тарелка тюльки, несколько банок американского сгущенного молока, жареные котлеты горкой на блюде посреди стола, картошка в мундире, рыбные консервы, бутылки ситро и бутыль спирта. У окна обновка — тумбочка с выдвижными ящиками, на ней приемник с проигрывателем «Рекорд». В углу елка, украшенная бумажными цветами и ватой. За столом Рахиль, Сумер, его жена Зина, Пынчик — крепкий низенький майор в орденах и медалях, Дуня, Макар Евгеньевич, Рузя, Миля, его мать Броня Михайловна Тайбер, его отец Григорий
Григорий Хаимович (весело).Давайте выпьем еще. (Чокается с Дуней.)
Макар Евгеньевич (смеется, грозит пальцем).Григорий Хаимович, здесь муж присутствует. Броня Михайловна, вы заметили? Тут будут две свадьбы: Миля с Рузей и Григорий Хаимович с моей Дуней.
Броня Михайловна (смеется).Ничего, я ему разрешаю. А я к сыну перееду и буду жить у Рахили Абрамовны.
Рахиль. Пожалуйста. Мне никто не тяжелый на голове.
Дуня (смеется). Люблю одесских евреев, они веселые.
Рахиль. Бердичевские евреи тоже веселые. (Берет тюльку, начинает ее медленно жевать. К Виле.)Возьми тюльку.
Виля (тихо).Не хочу.
Рахиль. Не хочешь, так не надо.
Григорий Хаимович (с красным лицом, поет).«Лоз лыбен ховер Сталин, ай-яй-яй-яй, ай…»
Миля (парень с бритым футбольным затылком).Э, батя, так не пойдет. Где больше двух, говорят вслух. (К майору.)Правильно, Петр Соломонович? Где больше двух, говорят вслух. А тут за столом две нации.
Григорий Хаимович. Но это еврейская песня о Сталине.
Пынчик. Не Сталин, а товарищ Сталин…
Макар Евгеньевич. Раз еврейская песня, значит, надо петь по-еврейски. У нас все нации равны. А ты, Миля, переводи мне.
Рахиль. Я эта песня тоже знаю, мы ее учили в клубе «Безбожник»… Ой, вэй з мир… (Показывает на Рузю.)Ее покойный отец так хорошо танцевал, но когда я с ним познакомилась, я сказала: ты не будешь ходить в кружок, там слишком много девушек. (Смеется.)Ой, вэй з мир… Такой отец у нее был.
Рузя. Ай, мама, перестань, нашла время.
Григорий Хаимович. «Лоз лыбен ховер Сталин, ай-яй-яй-яй, ай…»
Рахиль(подхватывает). «Фар дем лыбен, фар дем наем, ай-яй-яй-яй…»
Миля (переводит). «Пусть живет товарищ Сталин, ай-яй-яй-яй, ай… За жизнь за новую, ай-яй-яй-яй…»
Рахиль. «Фар Октобер революци, ай-яй-яй-яй, ай… Фар дер Сталине конституци, ай-яй-яй-яй…»