Берег тысячи зеркал
Шрифт:
Снова взглянув на Веру, и едва уловив то, как она изменилась в лице, останавливаю мужчину, схватив за плечо:
— Прошу прощения, но дальше вам нельзя, — спокойно и холодно чеканю, но придурок сам напрашивается на грубость.
Мужчина вырывает плечо из захвата, а со словами: "Вера, это же я", продолжает движение к объекту. Ничего не остается, как остановить это. Я хватаю его за предплечье, заламываю руку вверх, фиксирую свою вторую на его затылке. Он шипит на французском, но пошевелиться не может. Понимая, что еще секунда, и я могу вывихнуть плечевой сустав мужчины,
— Ты кто такой? — он резко разворачивается, и снова двигается в мою сторону, но останавливается, как только я произношу:
— Начальник охраны молодой госпожи Ким. Вы пытаетесь совершить действия, которые недопустимы, господин. Прошу отойти, и прекратить попытки контакта с госпожой.
— Меня не интересует ваша госпожа, — мужчина скалится, а поправив пиджак, бросает взгляд в сторону Веры. — Я здесь по иной причине. Я встретил подругу, и хочу с ней поговорить. Зачем сразу распускать руки? Вы понимаете, что совершили только что нападение? Вы не дома.
— Подругу? И кто же она? — спрашиваю, а сам поворачиваюсь к Вере. Не может быть такого. Я каждый день вижу ее дома. Я бы заметил любую странность. — Агашши, вы знаете этого мужчину?
— Знаю. Но, кажется, Поль, я запамятовала, когда это мы с вами стали друзьями? Как видите, я занята. Прошу прощения.
— Как же, Вера? Вспомните. В обед я спас вас от ужасной травмы. Разве это не располагает к дружбе?
Он еще и флиртовать решил с ней при всех?
Вероятно, я сошел с ума, потому что чувствую дикое желание прямо сейчас размазать француза по каменной кладке. Он вызывает подобной наглостью ярость такой силы, что она отпечатывается на моем лице. Джеха немедленно становится между нами, и повторяет сказанное мной ранее. Однако же, смертнику видимо в детстве слух отшибло. Он продолжает попытки заговорить с Верой, а я вижу, что она не имеет и малейшего желания вести с ним беседу.
Собственное состояние пугает, но мне плевать. Вся эйфория от того, что удалось просто прикоснуться к этой женщине, испаряется, когда понимаю, что какой-то французский чобаль, вероятно, позволил себе большее.
— Сан, остынь, — Джеха пытается успокоить меня. — Ты погубишь нас.
Я не слышу друга, а смотрю неотрывно на рожу дебила, у которого проблемы с серым веществом.
— Поль, подождите. Я поговорю с вами. Не усугубляйте ситуацию.
Вера проходит мимо, а все что я хочу, схватить ее за руку, и завести за спину. Не о чем ей разговаривать с этим продажным ублюдком.
Но здравый рассудок возвращается, когда она тихо шепчет в шаге от меня:
— Спасибо, Сан. Все в порядке. Я справлюсь.
Прищуриваюсь и провожаю ее цепким взглядом. Сара, тем временем, не упускает возможности обратить внимание на себя. Она быстро отвлекает молодую госпожу, чем вынуждает отвернуться от Веры. Я не могу охранять ее, когда задача состоит в охране другого человека. А выглядит все совершенно наоборот.
Этот мерзавец опасен.
Джеха слегка пихает в спину, и заставляет продолжить движение вслед за Сарой и госпожой. Я делаю шаг за шагом
Последующие минуты превращаются в зуд на коже, и холодный озноб по всему телу. Я боюсь за нее, и ревную. Последнее — вообще дикость. Мы ведь фактически чужие. Я это понимаю, но ничего не могу с собой поделать.
Каждый вечер, до глубокой ночи, я наблюдаю только за ней. Все эти дни ложусь спать, когда она отправляется в постель, в тонкой атласной сорочке, и выключает свет. Вчера, к примеру, отправив все данные по переговорам руководству, я до поздней ночи смотрел с Верой какой-то дурацкий французский фильм. Специально поставил кресло у окна, нашел канал, который смотрела она, и уселся напротив плазмы. Я хотел понять, почему она так смеется. Желал узнать причины ее поведения так сильно, как Вера манила своей необычностью.
Я понимаю, что это глупость. Сознаю, что подобное неправильно, но поделать с этим ничего не могу. Я проснулся сегодня и первое, что сделал, — подошел к окну, с улыбкой осмотрев то, как Вера вышла на балкон и потянулась в лучах утреннего солнца.
Пора признать, что если и не влюбился, то не могу прекратить смотреть на нее.
— Сан? — расслышав свое имя за спиной, натягиваюсь, как струна. Я и не надеялся, что она вот так свободно заговорит со мной. — Спасибо еще раз. Это было… приятно.
Вера встает рядом, а сложив руки на груди, наблюдает за тем, как госпожа и Сара осматривают небольшой сквер, площадь и своды собора Монмартр. На такой высоте ветер особенно отрезвляет, он шумит в высоких кронах деревьев. Мне становится спокойнее, а мизерное количество туристов и людей вокруг упрощает задачу. Однако расспрашивать прямо нельзя. Это не безопасно, а моя блажь и заинтересованность в этой женщине — не повод действовать беспечно.
— Рад помочь, агашши, — стараюсь отвечать сухо.
Нельзя, чтобы она заподозрила, чем я собираюсь заниматься, когда сегодня вернусь в гостиницу. Иначе Вера закроет шторы, как жалюзи в ванной. Последнему я рад. Одна мысль, что еще кто-то, кроме меня, мог видеть ее, вызывает новый укол раздражения и злости.
— Вы только… Вы не подумайте, что Поль действительно… — она почему-то оправдывается, и это обескураживает.
— И не собирался, — коротко отвечаю, продолжая следить за объектом, но поворачиваюсь к Вере, чтобы все-таки сделать глупость. Заглянуть ей в глаза и тихо сказать: — Вы не похожи на женщину, которая станет водить дружбу с подобным мужчиной.
Надеюсь намек достаточно красноречивый. Смотря на Веру, становится ясно и без того, что француз ей неприятен.
Ее взгляд внезапно теплеет, но почему-то спустя мгновение, она его прячет. Делает это намеренно, чтобы скрыть свои эмоции? Почему? Я же не собираюсь лезть ей душу. Снова накрывает разочарование, оно сочится даже сквозь позу, с которой я возвращаюсь к наблюдению за обстановкой. Отвожу взгляд, пытаясь вернуть самообладание.
— Я, пожалуй, вернусь к Сун Нам, — Вера бросает фразу вскользь, собираясь уйти.