Берег варваров
Шрифт:
– Например, в том, что он имеет отношение к гибели Габриэль Торрес. Я слышал о том, что у Граффа была с ней связь.
– Какая связь?
– Не валяйте дурака, Кларенс. Вы же неглупый человек. Вы знали эту девушку, она работала у вас. Если у нее что-то было с Граффом, возможно, вы об этом знаете.
– Если что-то было, - повторил он флегматично.
– Но мне об этом ничего неизвестно.
– Некоторое время он думал, слегка покачиваясь.
– Господи помилуй, дружище, уж не думаете ли вы, что он убил ее?
– Он мог бы это сделать, но я-то имел в виду миссис
Бассет смерил меня удивленным и мрачным взглядом.
– Что за чудовищная мысль!
– Вы бы сказали то же самое, если бы покрывали их.
– Но ведь… - Он состроил гримасу и начал фразу сначала: - Но ведь это совершенно нелепо и смешно…
– Почему? Изабель достаточно невменяема, она может кого-нибудь убить. К тому же у нее есть причина.
– Она не сумасшедшая. Она была… Одно время у нее были достаточно серьезные психические отклонения.
– Ее ставили на учет?
– Думаю, нет. Время от времени она лечилась в частном санатории. У доктора Фрея в Санта-Монике.
– Когда она там была в последний раз?
– В прошлом году.
– Когда в прошлом году?
– Весь прошлый год. Видите ли, она… - Он помахал рукой перед своим лицом, как будто отгоняя жужжащую у рта муху.
– Вот видите, это совершенно исключается. Когда застрелили девушку, Изабель была в клинике под замком. Совершенно невозможно, чтобы она имела отношение к тому убийству.
– Вы знаете это наверняка?
– Конечно, знаю. Я тогда регулярно навещал ее.
– Изабель тоже входит в число ваших старых друзей?
– Конечно. Она - мой дорогой старый друг.
– Достаточно старый и достаточно дорогой, чтобы можно было дать ложные показания.
– Не говорите глупостей. Изабель не сможет обидеть ни одно живое существо.
Его глаза начали туманиться, язык заплетаться, но он твердо держал стакан в руке. Он поднес его ко рту, осушил, затем довольно резко сел на край своего письменного стола.
– Очень дорогой старый друг, - повторил он сентиментально.
– Бедная Изабель, у нее такая трагическая судьба. У нее рано умерла мать, отец дал ей все, кроме любви. Она нуждалась в сочувствии, в ком-то, с кем можно поговорить. Я пытался быть для нее таким человеком.
– В самом деле?
Он посмотрел на меня проницательным печальным взглядом. Глоток виски частично отрезвил его на время, но он уже так опьянел, что возврат к трезвости был короток. Его лицо раскраснелось, жидкие волосы растрепались.
– Я знаю, что сейчас это выглядит маловероятным. Но учтите, это было двадцать лет назад. Не всегда же я был стариком. Как бы там ни было, но Изабель нравились мужчины старше ее. Она была очень привязана к отцу, но он не мог отнестись к ней с должным пониманием. Ее тогда отчислили из колледжа, в третий или четвертый раз. Она была ужасно замкнутой. Обычно проводила свои дни здесь, на пляже, одна. Постепенно мы обнаружили, что между нами много общего. Мы общались с ней, говорили обо всем. Она не захотела продолжать занятия. Ей не хотелось покидать меня. Она в меня влюбилась.
– Вы шутите.
Я нарочно подзадоривал его, и он реагировал с живостью алкоголика. От злости
– Это правда. Она полюбила меня. В то время у меня были свои переживания и я был единственным человеком, который ее понимал. И она уважала меня! Я закончил Гарвардский университет, вы знали об этом? В первую мировую войну три года прожил во Франции. Служил санитаром, таскал носилки.
Я подумал, что ему, значит, около шестидесяти лет. И двадцать лет назад ему было не меньше сорока, Изабель же, вероятно, двадцать.
– Кем вы ощущали себя с ней?
– спросил я.
– Добрым дядюшкой?
– Я полюбил ее. Я любил только двух женщин в своей жизни - ее и свою мать. И я бы на ней женился, если бы этому не воспротивился ее отец. Питер Гелиопулос не одобрил меня.
– Поэтому он выдал ее замуж за Граффа.
– Да, за Саймона Граффа.
– Он весь дрожал, переполненный страстью слабого и послушного человека, который редко проявляет свои истинные чувства.
– За выскочку и нахала, бабника и обманщика. Я узнал Саймона Граффа, когда он только приехал сюда как иммигрант и был никем, ничтожеством в этом городе. Стал помощником режиссера на быстрых поделках вестернов, имея всего один приличный костюм. Он мне нравился, он делал вид, что и я нравлюсь ему. Я давал ему взаймы деньги, организовал гостевое членство в клубе, познакомил с нашими людьми. Господи, я же и познакомил его с Гелиопулосом! Через два года он стал постановщиком на студии Гелио и женился на Изабель. Все, что у него теперь есть, все, чего он добился, - результат его удачной женитьбы по расчету. И у него нет элементарной порядочности, чтобы хотя бы прилично с ней обращаться!
Бассет встал и сделал широкий, размашистый жест, но не удержался: алкоголь шарахнул его не подотчетное мозгу тело к стене. Уронив стакан, Бассет уперся в стену, чтобы удержаться на ногах. Но стена наклонилась для него и не стала ему опорой: он согнулся и с глухим стуком плюхнулся на покрытый ковром пол.
– Што-то т-т-ам так-кое, - пробормотал он удивленно.
Я взял его за руки, поднял на, ноги и отвел к креслу. Он так и рухнул в него, руки повисли как плети, челюсть отвалилась. Его раздвоившийся взгляд опять сошелся вместе на бутылке. Он протянул к ней руку. На дне еще оставалось немного виски. Я опасался, что если он добавит, то полностью отключится, а то и даст дуба. Поэтому я перехватил бутылку, закрыл ее пробкой и поставил в портативный бар, ключ от которого торчал в замке. Потом повернул ключ и положил себе в карман.
– На каком основании вы реквизируете выпивку?
– Бассет старательно выговаривал слова и стал похож на жующего верблюда.
– Это незаконно… Я требую предписания о передаче дела в суд…
Он наклонился вперед, стараясь схватить мой стакан. Я помешал ему сделать это.
– С вас достаточно, Кларенс.
– Я сам принимаю такие решения. Я человек решительный. Выдающийся человек. Человек ежедневной бутылки, ей-богу. Я перебью вас, вы окажетесь под столом.
– Не сомневаюсь в этом. Давайте вернемся к Саймону Граффу. Он вам не очень-то нравится?