Берендей
Шрифт:
Вот, значит, как. Со свиным рылом да в калашный ряд…
– Нельзя ли поконкретней? Что ты называешь своим кругом, а что - моим?
– Твой круг - это быдло с низким уровнем культуры.
Берендей вздохнул. Сначала накладывается запрет на рукоприкладство, а потом в ход идут прямые оскорбления.
– Я полагаю, последняя фраза как раз демонстрирует твой высокий уровень культуры? Выбирай выражения. Осторожней выбирай.
– Да? А иначе ты вышвырнешь меня на улицу?
– Нет. Я могу не сдержаться. Я сказал,
– Когда-то люди моего круга за оскорбление вызывали обидчика на дуэль.
– Высоко летаешь, - усмехнулся Берендей.
– А сейчас? Что сделаешь ты, если я сейчас ударю тебя по щеке? Не больно, а так, чтобы обидеть.
Андрей растерялся.
– На дуэль меня вызовешь?
– безжалостно продолжил Берендей.
– И на чем предложишь драться? У меня две двустволки есть. Я белку в глаз бью с тридцати метров. Я даже согласен так: я с двадцати метров, а ты - с десяти. И твой выстрел первый.
– Да ты испугаешься!
– неуверенно усмехнулся Андрей.
– Я - нет. А ты?
– И я - нет!
– Андрей побледнел.
– Тогда пошли, - Берендей поднялся.
– Куда?
– Я тебя вызываю. Перчатки у меня только рабочие, не станем оскорблять сие действо бытовыми подробностями.
– Как… вызываешь?
Берендей зашел в комнату отца и вернулся в кухню с обоими ружьями.
– А вот так. За быдло. И еще за одну… твою фразу.
– Ты не можешь меня вызвать!
– нашелся Андрей.
– Вызвать меня может только человек моего круга!
– Э, нет. Это запрещенный прием. Ты вообще не оставляешь мне возможностей для защиты чести. Тут либо - либо. Ты отказываешься выяснять отношения при помощи физической силы. Я предлагаю способ, приемлемый для тебя, и ты снова отказываешься. Или я вообще не имею права защититься?
– Если ты меня вызываешь, то у меня есть право выбора оружия!
– уцепился Андрей за последнюю соломинку.
– Отлично. Выбирай: с ремешком или без?
– Берендей протянул ему обе двустволки.
Ему было весело. Он едва не смеялся, глядя на то, как Андрей трусит. Не верит еще, что это на полном серьезе, но все равно трусит.
– С ремешком… - уныло ответил Андрей и протянул руку к двустволке Михалыча.
– Держи крепче, - Берендей сунул ему ружье.
Но Андрей не удержал его в руке, и двустволка с грохотом упала на пол. Берендей глянул на него недовольно и покачал головой.
– А ты не думаешь, что я и вправду тебя застрелю?
– спросил Андрей.
Пусть считает, что это серьезно. Пусть доказывает, что имеет право на Юльку. А иначе получается совсем кисло.
– Я бы не предлагал стреляться, если бы не думал об этом. Более того, я даже не сомневаюсь в том, что ты будешь в меня стрелять. Потому что если ты не убьешь меня, я убью тебя. А
Разумеется, с пятидесяти метров из двустволки он бы точно промахнулся, слишком большой разброс, но Андрею знать об этом было необязательно. Берендей решительно открыл дверь, Андрей поднял ружье с пола и поплелся за ним, но по дороге вспомнил:
– А секунданты?
– Перебьемся. Не будем превращать это в фарс. Или тебе нужны зрители?
– Нет, но… Если я тебя убью, что я буду дальше делать?
– Ну, это твои проблемы. Закопаешь труп где-нибудь в лесу. На медведя свалишь. Только ты сначала меня убей.
Они спустились с крыльца.
– Да тут темно, - разочарованно протянул Андрей.
– А я сейчас фонарь включу, - улыбнулся Берендей.
– Ты что, на полном серьезе собрался стреляться?
– Андрей остановился около крыльца.
– А ты как думаешь? Ты же приехал говорить со мной по-мужски. Вот и говори. Или, по-твоему, мужской разговор - это взаимные оскорбления?
Берендей включил фонарь, который освещал почти весь двор.
– Может быть, отложим до утра? Когда будет светло?
– спросил Андрей, и Берендей понял, что он готов сдаться. Стало обидно.
– Завтра у тебя с утра экзамен. И потом, завтра я одно ружье должен буду вернуть.
Берендей провел ногой черту на снегу и отсчитал от нее четырнадцать шагов.
– Это примерно десять метров. Хочешь, рулеткой отмерим?
Андрей покачал головой. Лицо у него было обескураженное - захотелось рассмеяться, но Берендей сохранил невозмутимость.
– Тогда, как говорится, к барьеру! Ты стреляешь первым. Если я останусь жив, отойду вон туда, к забору. И буду стрелять. Все понятно? Есть возражения?
Андрей потоптался около крыльца, сделал несколько шагов в сторону черты на снегу и остановился.
– Я… приношу извинения… - пробормотал он себе под нос.
– Что-то я не чувствую раскаяния, - ответил Берендей и подумал, что это слишком жестоко.
– Но я их принимаю. Жаль, конечно, что ты так и не понял, в чем был неправ. Ты же испугался, разве нет?
– Нет!
– Андрей вскинул глаза.
– Я не испугался. Я не боюсь того, что ты меня убьешь. Я просто не могу стрелять в человека!
– Ерунда, - фыркнул Берендей.
– Эта проблема решается легко. Ты мог бы выстрелить мимо. В воздух. Но ты побоялся это сделать. Потому что не знал, стану я стрелять в тебя после этого или нет. Пойдем в дом.
Ему стало скучно. На душе остался неприятный осадок. Он победил, но не получил никакого удовлетворения от победы. Конечно, он бы не стал стрелять в мальчишку, но ему было интересно, сможет ли тот выстрелить. И хватит ли ему самому мужества встретить этот выстрел? Как ночь: один на один.