Берг Аксель Иванович. Жизнь и деятельность

Ерофеев Юрий Николаевич

Новые направления и приемы деятельности обвиняемого прозвучали при допросе А.Н. Гриненко-Иванова. Из протокола допроса обвиняемого Гриненко-Иванова Алексея Николаевича, флаг-связиста штаба КБФ, от 06.01.38 [16, л. 208]: «В одной из бесед в 1935 г. в Ленинграде, в служебном кабинете Берга, он мне сказал: “Алексей Николаевич, мне известно, что Вы в 1917 г., будучи гардемарином Военно-морского инженерного училища, принимали активное участие в поимке Ленина, об этом скрываете от командования и партии, и вот, если я об этом сообщу в соответствующие органы, то Вас неизбежно выгонят из партии и посадят в тюрьму”.

Видя, что Берг действительно знает все подробности моей прошлой контрреволюционной, преступной деятельности, я убедительно

просил его об этом никому не говорить. Берг мне ответил, что он об этом молчать будет только в том случае, если я ему буду помогать собирать разведывательные данные о флоте для германской разведки. Будучи поставленным Бергом в безвыходное положение, я дал ему свое согласие быть агентом германской разведки...»

Между прочим, на мой вопрос: какие конкретные обвинения Вам были предъявлены, Берг ответил: «Ну, М.С. Нейман рассказывал мне, что, когда его водили по Адмиралтейству, то остановились у какого-то передатчика, и сопровождающий сказал: “Вот, с помощью этого передатчика шпион Берг связывался с германским посольством”. Но это, так сказать, неофициальное сообщение. А в обвинениях такого не было».

А мотивы такого обвинения в документах следствия были. Забылось за давностью лет?

Из показаний обвиняемого Смирнова Сергея Лукича от

08.07.38 [16, л. 217]: «Берг Аксель Иванович по заговору был лично связан с Леоновым, Лудри и Орловым и под их руководством проводил вредительскую деятельность»...

Тут было далековато до конкретных, прямых обвинений -все больше ссылки на разговоры с третьими лицами, общие предположения, и проводивший следствие сержант Госбезопасности И. Чистяков, можно предполагать, понимал это. В [18] уже приводился документ, в котором говорилось об участии А. И. Берга в продаже контрабандного товара. По тогдашним правилам слушатели военно-морских училищ и академий должны были писать друг о друге «объективные» перекрестные справки, и вот А.Н. Гриненко-Иванов, «однокорытник» Акселя Ивановича по академии, сообщил об источнике доходов А.И. Берга такие сведения: «Источником средств во время службы в подплаве была спекуляция финским товаром (кажется, мыло), из чего надежно сделал себе запас». Этот документ стал известен следователю и послужил основанием для допроса. Показания обвиняемого Берга Акселя Ивановича от 17.02.39 [16, л. 227]:

«Вопрос: В 1921 г. где и кем Вы служили на флоте?

Ответ: В 1921 г. я служил на Балтийском флоте командиром подлодки “Змея”.

Вопрос: Вы занимались контрабандой, служа на подлодке “Змея”?

Ответ: Да, 2 раза осенью 1921 г. лодка приняла от финских рыбаков несколько ящиков мыла, которые являлись контрабандой. Это делалось с ведома командования флотом и кронштадской ВЧК, и никем не преследовалось. Этой контрабандой занимались все подлодки и тральщики Балтийского флота в связи с тяжелым материальным положением и невозможностью обеспечить плавающие корабли необходимым снабжением. Морское командование и ВЧК не препятствовали этому.

Вопрос: Ваша жена и жена командира Кальмана²⁶ продавали это мыло на рынке. Причем здесь команда подлодки?

Ответ: О деятельности жены командира Кальмана я ничего не знаю, т. к. ни я, ни жена с ней не были знакомы. Моя жена меняла это мыло на продукты. Мыло покупали у финских рыбаков всей командой, причем часть его передавалась рабочим Балтийского завода, ремонтировавшим подлодку. Остальное мыло команда меняла на продукты.

Вопрос: Чем Вы можете доказать, что препятствия Вам не давала ВЧК? Что, Вам были выданы на этот счет документы?

Ответ: Документов на этот счет мне как командиру выдано не было, но и я, и команда неоднократно видели, как сторожевые корабли, "Копчик” или “Коршун”²⁷, принимали сами мыло и выгружали его на берег в Ленинграде и Кронштадте.

Комиссар подлодки и секретарь парторганизации неоднократно подтверждали мне, что эта контрабанда всем хорошо известна, в том числе и ЧК.

Вопрос: Если ЧК выгружала на берег, она имела на это право: задерживать контрабанду; а Вы не имели права торговать мылом на рынке.

Ответ: Задерживать и принимать мыло ЧК не имела права. Речь идет не о праве и обязанности ЧК задерживать контрабандистов, а о том, что корабли ЧК сами занимались контрабандой, - которая в то время таковой не считалась.

Протокол с моих слов записан верно. Читал А. Берг. 17.11.39».

Восстановим, однако, последовательность событий после ареста А.И. Берга.

«Вечером 26.12.37 следователь Литвиненко заявил мне, что я арестован как участник заговора. Я это отрицал самым решительным образом, т. к. никогда ни в каком заговоре не участвовал. Желая разубедить органы НКВД в моей причастности к заговору, я настоятельно просил дать мне возможность лично переговорить с начальником отдела Никоновым и подал ему соответствующее заявление 28-го или 29-го декабря. Но меня не приняли и не слушали...

09.01.38 меня заставили подписать ложное показание по вербовке мною в заговор Бабановского» [16, л. 238].

В своих «собственноручных показаниях от 13.12.1939 г.» [16, л. 291] А.И. Берг об этой истории рассказывал так: «Утром

09.01.38 я был вызван следователем Чистяковым, и мне было предложено подписать собственноручные показания о «вредительской» работе Бабановского и Шварцберга. Так как ни о какой вредительской работе я не знал, то я написал подробную характеристику их деятельности. Эти показания, которые я и сейчас подтверждаю, заканчиваются словами: «Я не получал никогда и не давал никому, в том числе и Шварцбергу, установок на вредительство...», «Никогда и нигде я его (Бабановского) не вербовал и не побуждал к контрреволюционной или вредительской деятельности. Если он это утверждает, то это есть трусливая ложь». После «специальных» мер, принятых Чистяковым и др., я был физически принужден подписать ложный протокол, составленный Чистяковым и неправильно датированный 9-м числом. Этот ложный протокол не содержит ни одного слова правды...».

Как тут не вспомнить заявление Я.Э. Рудзутака на заседании Военной Коллегии Верховного суда СССР [19]: «Единственная просьба к суду - это довести до сведения ЦК ВКП(б) о том, что в органах НКВД имеется еще не выкорчеванный гнойник, который искусственно создает дела, принуждая ни в чем не повинных людей признавать себя виновными... Методы следствия таковы, что заставляют выдумывать и оговаривать ни в чем не повинных людей, не говоря уже о самом подследственном».

Мы, наверное, никогда не узнаем, как были получены показания Суворова, Стржалковского и других...

«После этого, в течение 2-х месяцев, - продолжал Аксель Иванович, - я писал собственноручные показания о своих ошибках в работе и недостатках в организации УВМС и службы связи. Под давлением следствия я все время говорил о вредительстве, в то время как я не располагал фактами о сознательной вредительской деятельности кого-либо в УМС или в промышленности. За исключением этой слишком резкой терминологии мои обстоятельные собственноручные показания полностью вскрывают все затруднения, которые я встречал в своей работе. Об этих затруднениях я говорил и писал до этого неоднократно, и сообщение их органам НКВД тоже отнюдь не было новостью, т. к. я лично докладывал и писал о них начальникам 00 НКВД много раз. Мои собственноручные показания с исчерпывающей ясностью говорят о моей полной непричастности к какой-либо заговорщической или вредительской работе. Однако следствие запретило мне писать что-либо о моей многолетней творческой и созидательной деятельности в деле вооружения флота новой техникой. Поэтому в моих собственноручных показаниях этих сведений вовсе не содержится...