Берг

Турлякова Александра Николаевна

Она спросила неожиданно:

— Ты хотел бы своего ребёнка? — Ниард медленно перевёл на её лицо взгляд тёмных глаз. Она стушевалась и быстро заговорила:- Я понимаю, извини, не от меня, конечно, может быть, от неё… от той… Хотел бы сына от неё?

— Зачем ты задаёшь такие вопросы? Ты же ничего не знаешь. Ты просто надумала себе невесть что… Какая любовь? Какие дети? Кто тебе сказал, что я тайно в кого-то влюблён? Что за глупости?

— Извини, я совсем не хотела обидеть тебя… — Вэллия потупилась и кончиками пальцев коснулась барбета на подбородке. "Что же

с тобой тогда, как не любовь к другой? Ведь я же знаю, что у тебя есть другая. Ты избегаешь только меня, вспомни, что было сегодня ночью, когда ты застал меня в той ночной рубашке. Я же видела… Ты сразу сбежал, как от огня. Ты боишься изменять ей, её памяти, со мной…"

— Мари! Мари, девочка моя! — Молодая крестьянка с яркими голубыми глазами кинулась к ним из толпы беженцев. — Господин! — С восторгом глядела в лицо маркграфа, перевела взгляд на Вэллию:- Госпожа! Миледи… Это моя Мари, моя девочка, вы нашли её, я искала её… Моя сестра потеряла её в толкучке… Я вам так благодарна… Вы позволите? — Она протянула руки к девочке, и маленькая Мари сама потянулась к матери. — Спасибо, спасибо вам…

Ниард отдал девочку и добавил:

— Внимательнее надо с ребёнком…

Голубоглазая мать только улыбнулась виновато и обняла девочку, прижала к себе, побежала к мужу — высокому парню с всклокоченными волосами. Когда маленькая Мари вырастет, она будет красивой девочкой, крестьянкой.

Ниард проводил семью Мари глазами и перевёл взгляд на лицо Вэллии.

— Ты спрашивала меня, хотел бы я своего ребёнка, хотел бы я сына, да, хотел бы.

Она сумела выдержать его взгляд и спросила:

— А если бы я родила того ребёнка, ты бы принял его или нет?

Он долго молчал, глядя ей в глаза, и Вэллия уже жалела о заданном вопросе. Глупо. Как же глупо. Ну почему язык всегда опережает мысли? Сейчас он точно скажет ей что-нибудь резкое.

— Наверное, он был бы не виноват, что его отец оказался подлецом. А ты хотела бы, чтобы он родился? Ты хотела бы сына от такого отца, от того, кто… — запнулся, не договорив.

Вэллия хмыкнула, поджимая дрожащие губы, она поняла, что он хотел сказать, но не смог, перешла на шёпот:

— Сначала я благодарила Бога, что он забрал его, мой позор, но иногда… иногда я жалею… У меня был бы сын, и какая разница, кто был бы его отцом, правда?

Ниард отрицательно покачал головой.

— Я не знаю, но что ни делается, всё делается к лучшему. И там Господу виднее, нужен ли он был тебе, этот ребёнок.

— Наверное, ты прав. — Вэллия согласно двинула подбородком.

Шла война, люди бежали от смерти, а они стояли и разговаривали на такие темы, на которые не разговаривали ни разу за все месяцы жизни под одной крышей. Почему? Неужели эта самая война была в этом виновата? Предчувствие того, что больше не будет времени, не удастся больше поговорить вот так, как сейчас?

— К обеду они будут здесь… — первым опять заговорил Ниард, и Вэллия долго не могла понять, о чём он говорит.

— К обеду? — догадалась. — Так быстро?

— Мы видели их… и их много…

— О, Боже, — вырвалось у Вэллии само собой. —

Уже к обеду… — повторила растерянно.

— Люди зайдут, и мы закроем ворота. Кто знает, когда они снова будут открыты. Берг будет в осаде уже к вечеру… Если ты хочешь, ты можешь уехать к отцу, ты ещё успеешь, я дам людей…

— Нет! — перебила его Вэллия. — Я никуда не поеду! Если я уеду, отец вообще не придёт вам на помощь, пойми это!

— А из-за тебя придёт?

— Я надеюсь… — прошептала.

— Я тоже хотел бы надеяться на это, хотя бы надеяться.

— А что дядя Дарл? Он останется?

— Останется, — кивнул, глядя на людей вокруг. Поток беженцев в воротах иссяк, лишь единицы отставших ещё вгоняли коз и вносили на руках плачущих детей. — Это его решение, — продолжил маркграф. — Я предлагал ему уехать. Может, тебе стоит передумать? Я сам ещё плохо представляю, что это будет. Люди верят в Берг, поэтому и идут сюда, а я не знаю, выдержим ли мы эту осаду, хватит ли нам сил? Уезжай, Вэллия, — попросил вдруг мягко, и от этого его негромкого голоса у Вэллии защемило в сердце: он боялся за неё! — Я не знаю, кто выживет здесь, и лучше быть подальше отсюда…

— Нет… — медленно протянула она, отрицательно качая головой. — Я останусь. Если остаёшься ты, дядя Дарл — я тоже останусь.

— Я же не могу уехать! — Он повысил голос, пытаясь пробиться через её упрямство. — К чему это геройство? Это глупо! По меньшей мере — глупо! Пойми это, тебе здесь не место… Женщинам вообще не место на войне, да и… — осёкся и не договорил, сверкнув глазами недовольно. — У меня вообще плохое предчувствие. Я сам ни разу не держал осаду в Берге, может быть, его переоценивают. Понимаешь это? Если Доранн придёт сюда, ты — дочь его заклятого врага, ты подведёшь своего отца. Ты можешь себе представить, что он потребует от графа за тебя?

— А за тебя? — Она прервала его, глядя в глаза.

— За меня? — Он удивился. — Причём тут я?

— Ты — мой муж и зять моего отца, забыл? Если Доранн придёт сюда, с тебя тоже будет спрос…

— Какой с меня спрос?

— Одному из своих людей Доранн обещал земли Берга… — Говоря это, она потемнела лицом, словно тень от вуали вдруг упала на него, но солнце ещё не отбрасывало теней на лица, оно только-только показалось за зубцами каменных стен.

— Одному из них? — догадался Ниард, и Вэллия медленно кивнула. — А если судьба снова сведёт тебя с ними?

Вэллия медленно перевела на его лицо взгляд и прошептала:

— Тогда это злая судьба…

— Маркграф! Ниард! Вот ты где! — Нахмуренный барон Дарл прервал их разговор. — Надо закрывать ворота и забивать их досками, я уже приказал приготовить брёвна. Подъёмный мост уже поднимают. Все ждут твоего приказа, а ты тут… — Перебросил озабоченный взгляд на лицо племянницы. — А ты что тут? Тебе здесь нечего делать!

Наверное, сейчас только один человек жил заботами всего замка и мыслил трезво, и Ниард, и Вэллия молча приняли его замечания. Маркграф пошёл с бароном, а Вэллия решила проверить, как размещают в госпитале местной церкви женщин и детей.