Берия без лжи. Кто должен каяться?
Шрифт:
Гай Марий и Цина в своей борьбе опирались на популяров, хотя это не помешало им уничтожить вместе с врагами и представителей собственного лагеря. Сула поступал так же уже в интересах аристократии. Нерон и Домициан истребляли христиан, чувствуя ненависть римлян по отношению к ним. Генрих VIII, несмотря на всю комичность ситуации, исходил из интересов определенного религиозного движения. Террор Робеспьера был на руку санкюлотам и т. д.
Даже такая демократическая страна, как США, стала жертвой этой болезни. Достаточно вспомнить движение маккартизма в 50-х годах XX века, когда преследовались лица, хотя бы отдаленно связанные с коммунистической партией и которых заносили в так называемые «черные списки».
Нужно отметить и то, что часто вместе с интересами определенного слоя инициатор этих репрессий не забывает и собственных, будь то обогащение, получение политических дивидендов или возможность избавиться от нежелательного лица. Хотя не является секретом и то, что так себя ведет не только инициатор репрессии, но и ее рядовой участник.
Суть репрессий можно передать одним примером, который описал Плутарх. Во время суланских проскрипций каждый гражданин получал возможность записать в списки имя человека, который был «опасен» для государства. За убийство такого лица убийца награждался. Когда некий Квинт Аврелий обнаружил в списке собственное имя, прокричал: «Мое Альбанское имение преследует меня» и тут же был убит.
Этот пример характеризует каждую из репрессий, в каком бы веке она ни осуществлялась и под каким бы предлогом ни проводилась. Этот пример указывает на ту заинтересованность, какую имеет рядовой член общества по отношению к данному явлению. Дать начало процессу репрессий не очень-то и трудно, но регулировать его или приостановить более чем нелегко.
Когда в проскрипционные списки заносишь своего соседа, врага, кредитора или другое лицо, не очень-то и вспоминаешь, что сам можешь попасть в этот список. Если даже вспоминаешь, стараешься опередить потенциального врага.
Таким образом, думаю, настоящим инициатором репрессий является не конкретная личность, а сама масса, которая в данном случае выступает и как палач, и как жертва. Когда отнимаешь у другого свободу, имущество или жизнь, не замечаешь, что и сам теряешь свободу. Начав творить беззаконие, человек незаметно для себя вынужден продолжать это беззаконие с одной целью – не превратиться в жертву собственного действия.
Передать психологию репрессий невозможно, настолько сложно это явление и настолько разнообразны чувства, движущие человеком при этом.
Сталинские репрессии не внесли ничего нового в историю репрессий, они были обусловлены теми же причинами, что и другие, в первую очередь политическими.
Однажды уже отметили, что муссируется мысль о том, что Сталин был жестоким тираном и репрессии он развязал исходя из своей природной жестокости, хотя и забывают, что репрессии начинались как политическая борьба, можно сказать, битва за выживание. Эта борьба была обусловлена не психическим отклонением, а сложившейся ситуацией.
Сталин не был более жесток, чем Ленин, Троцкий, Тухачевский, Каменев или Зиновьев. Другое дело, что он оказался умнее их и использовал сложившуюся ситуацию в свою пользу. То же старались делать и его противники, и допусти Сталин в борьбе с ними ошибку, он сам превратился бы в жертву. Ни один человек не обладает монополией на жестокость, это общечеловеческое достояние, трудно сказать, кто более жесток, а кто менее, особенно если примем во внимание веру Сталина в осуществление своей идеи.
Жестокость Сталина можно сравнить с жестокостью Робеспьера, который также был жертвой идеи. Эта жестокость человека, уверенного в своей правоте, который готов ради всеобщего счастья уничтожить человечество. Цель оправдывает средства.
В конце концов, и они – власть имущие – обычные люди, и им свойственно ошибаться. Чем выше
Как мы указали в начале, сталинские репрессии носили характер политической борьбы. Первый раунд Сталин выиграл изгнанием Троцкого, но эта победа не была окончательной. Его противники были в нокдауне, хотя оставалась опасность их объединения в силу, которая имела бы только одного противника – Сталина. Объединяющей силой мог выступить генералитет. Правда, военными руководил безынициативный Ворошилов, переступить через него мог амбициозный Тухачевский, мнящий себя новым Наполеоном. В этой борьбе его поддержали бы герои Гражданской войны и старые большевики. Все они знали Сталина с революции, и для них Сталин не был никаким вождем. Китель вождя желали примерить на себя все.
В связи с репрессиями всегда встает один вопрос – насколько законно расправился Сталин со своими политическими противниками? Был ли заговор? Есть ли доказательства его существования?
Если на эти вопросы взглянем с угла политических, а не юридических реалий, думаю, правильнее было бы поставить вопрос таким образом: если бы противники Сталина усилились и получили возможность прийти к власти, оставили бы они у руля власти Сталина и оставили бы его вообще в живых? То, что оппозиция к тому времени переживала глубокий кризис, еще не значит, что она сложила оружие. Для того чтобы понять это, достаточно оценить действия Троцкого за рубежом. Позднейшими историками вообще было проигнорировано такое явление, как троцкизм, как будто его вовсе не существовало, что очень далеко от истины. Несмотря на то, что Троцкий был вынужден скрыться за границей, в стране у него оставались сторонники, ряды которых с легкостью пополнились бы всеми недовольными политикой радикальных сталинских методов строительства. Что бы произошло со Сталиным, если бы к власти пришла оппозиция? Думаю, даже не стоит искать ответа.
В какой-то мере Сталин был вынужден осуществить превентивный удар. Нельзя сказать, что он этого не желал, но это был рискованный шаг. Он не стал ждать нового раунда, когда оппозиция поднимет голову, и решил расправиться с ней до того, как она окрепнет. Но для этого нужен был повод.
И повод нашелся, это было убийство Кирова, которое, скорее всего, под собой никакой политической подоплеки не имело, но для осуществления планов Сталина очень даже подходило.
Репрессии начались в 1934 году и носили чисто политический характер, т. е. они не имели того вида, который получили в 1937–1938 годах, это была борьба с конкретными политическими оппонентами. Начались надуманные процессы. Это были так называемые московские процессы, на которых были осуждены главные политические оппоненты, Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков, процессы над вредителями и, самое важное, процесс над военными, Тухачевским, Якиром и др.
С юридической точки зрения можно сказать, что подследственные были не виновны, или, вернее, не было достаточно улик, подтверждающих их вину, но битва за власть не терпит сентиментальности. У Сталина действительно не было возможности ждать, когда ситуация повернется к нему спиной.
Политическая подоплека этого процесса ясна. Удивляет другое – готовность нижних эшелонов расследовать эти «преступления».
Ягоду, который выказал большое рвение, пришлось сменить более интеллектуальным Ежовым. Вначале в нем не чувствовались те жестокость и амбиции, которые он скоро проявит на посту второго человека в государстве. Ягода же из палача превратился в жертву.