Беркут(Рассказы)
Шрифт:
— Бабушка, мы не темирчи, а тимурчи [3] , тимуровцы. Тимуровцы — это… Мурад, объясни-ка…
Я битый час пытался втолковать старушке, кто такие тимуровцы и что они должны делать. Старуха будто бы поняла.
— Да, да, я знаю, что это такое. Вы такие же, как дочь нашего соседа… Она тоже… это самое, как там?
— Тимурчи, — буркнул Рахмат недовольно.
— Да, да, темирчи, — повторила старуха, опять называя тимуровца жестянщиком. — Каждый день после школы прибегала она ко мне, голубка моя. Целых три года не давала дотронуться до
3
Игра слов: темирчи — жестянщик, тимурчи — тимуровец.
— Пошли, — толкнул меня Рахмат. — Всё ясно. Похоже, эта старуха — тётушка Рузван. Бежим, пока она не запомнила нас. Передаст ещё Максуде…
Мы кое-как довели старуху до троллейбуса и кинулись прочь.
— Зря день прошёл, — сказал я с сожалением. — Лучше бы уголь перетаскали.
— Верно, — оживился Рахмат. — Мама здорово обрадуется. Бежим?
— Побежали.
Горы угля у калитки не было. Мы посмотрели друг на друга и вошли во двор.
Под краном мылись Максуда и курносый Сали, чёрные от угольной пыли…
Беркут
Я нехотя дожевал кусок лепёшки и отложил в сторону ложку. Снял с гвоздя новенькую соломенную шляпу. Её купила мама, ещё когда решили, что я поеду в кишлак.
— Мураджан! — крикнула из кухни бабушка.
Я остановился.
— Ты куда собрался, внучек?
— Пойду к деду, на бахчу.
— В такую жару! Посидел бы дома. Ты городской, к жаре-то непривычный. Солнце, оно непривычных не любит. Вечером по холодку и пошёл бы, если уж такая охота. И, кстати, ужин бы отнёс.
Я недовольно снял шляпу, сел и положил её рядом.
Я очень люблю бабушку и всегда слушаюсь. Но я страшно не люблю, когда меня всё ещё считают маленьким ребёнком. И особенно не нравится мне, когда пытаются пугать всякой чепухой. А бабушка решила даже солнцем припугнуть! Конечно, бабушке трудно понять, что я теперь не прежний Мурад, которого привозили в кишлак мама с папой. Я уже в четвёртый класс перешёл. И вот что сказал папа, когда мама не хотела отпускать меня одного:
«Мурад уже большой парень, джигит настоящий. Так что пусть едет, а мы приедем через неделю. Чего ему в городе каникулы убивать?»
Не знаю, как можно убивать каникулы, но папа меня здорово обрадовал. Правда, немножко грустно было расставаться с Рахматом, но ведь он тоже скоро уедет в пионерский лагерь.
Папа на такси привёз нас на вокзал, я попрощался и уехал один. Целый час ехал. Только у станции, когда мне выходить надо было, какая-то старушка стала тормошить: «Да торопись, сынок, да тебе выходить, да смотри, да осторожней!» Совсем замучила. Это ей мама
Бабушка принесла и поставила передо мной полную чашку. Я хотел сказать, что наелся, что уже три часа обедаю, но промолчал. Потому что вспомнил, как мама наказывала слушаться и не обижать бабушку.
— Выпей, внучек, айрану — жару хорошо будешь переносить, — сказала бабушка. — Это кислое молоко, разведённое ледяной водой.
«Много ли, интересно, народу умерло от этой несчастной жары?» — подумал я про себя, взял чашку и нехотя пригубил. Айран оказался очень вкусным.
И я выпил его с удовольствием. «Моя бабушка знает, чем угощать», — подумал я с гордостью.
— Скучно тебе, внучек, у нас-то?
— Да нет, уже нет…
— Может, позвать Джуракула? Вы б поиграли…
— А кто это Джуракул?
— Да соседский мальчишка… — Бабушка подумала немного. — Озорства, конечно, ему не занимать, но, в общем-то, он неплохой мальчик.
Она подошла к дувалу и, приложив ладони рупором ко рту, стала кричать:
— Джура-а-ку-ул, эй, Джуракул!
— Чего там? — раздался тонкий, пронзительный голосочек. Трудно было разобрать, кто это кричит, мальчик или девочка.
— Иди к нам, сынок, тут мой внучек приехал, Мурад. Поиграете вместе.
В соседнем дворе не ответили, но через секунду над дувалом что-то сверкнуло, как зеркало на солнце. Оказывается, это наголо бритая голова Джуракула. Мне показалось, где-то я его видел, этого мальчика. У него были огромные глаза. Вначале они глянули насторожённо, а потом нагло уставились на меня. Особенно долго изучали они мою новую шляпу. Потом закрылись (остались только узенькие щёлочки).
— Чему ты смеёшься? — крикнул я сердито.
— А ты не помнишь, что натворил на станции?
— Не… не помню…
— Так и не помнишь? А кому сторож уши драл?
— Откуда я знаю?.. — сказал я чуть слышно и оглянулся.
На моё счастье, бабушка, оказывается, вернулась на кухню. Я с облегчением вздохнул.
— Так заходить к тебе или нет? — провизжал Джуракул.
— Давай прыгай, — поспешно ответил я.
Если у этого Джуракула привычка говорить таким голосом, то бабушка услышит всё, даже сидя в Ташкенте.
— Через дувал нельзя, — сказал Джуракул и тут же совсем тихо, почти шёпотом, добавил — Мне твоя бабка за это тоже чуть правое ухо не оторвала.
Сверкнув зубами и бритой головой, Джуракул исчез за забором. Теперь я не сомневался, что он и есть тот мальчик, который спас мои уши. Конечно, я бы его сразу узнал, если бы не этот глупый смех. Когда-то Рахмат тоже смеялся таким смехом. Вот когда и Джуракул отучится, тогда он будет отличный парень. Ведь не будь его, чего доброго, мои уши остались бы в руках сердитого старика сторожа…
А дело было так. Когда поезд подходил к станции, я думал, что на перроне будет множество народу и все с уважением будут глядеть на меня. Я только жалел, что при этом меня не увидят знакомые ребята и Рахмат.