Берлин - Париж: игра на вылет
Шрифт:
Ибо из истории известно, к сожалению, что от здорового патриотизма до огалтелого шовинизма, даже до самого крайнего его проявления - нацизма - дистанция не столь уж и большая. А находящиеся в динамике общества не раз и не два демонстрировали примеры «прохождения точки оптимума с максимально возможной скоростью». Работы над этой проблемой как у будущего «отца русской пропаганды» Вадика, так и по ведомству Балка, впереди был непочатый край. И дома, и здесь, в Германии.
«Ну-с, господа хорошие. Нам и карты в руки, как говорится. Думаю, Председатель не стал ограничивать моей инициативы сознательно, не прислав с Максом ни инструкции, ни иной какой указивки, по поводу грядущего общественного
Кстати, а почему покойная? Ей же сейчас лет десять, наверное. Не больше.
Однако, довольно лирики. Итак: что, а вернее, кто здесь просматривается по поводу будущей «Великой Евразийской сферы российско-германского сопроцветания»? Тирпиц? Бюлов? Кронпринц? Или нетрадиционный «Фили» Эйленбург? Он ведь пока в фаворе…»
***
Вильгельм Гогенцоллерн не изменил себе ни на йоту.
«Вы уже замерли в томлении? Вы ждете от обожаемого Экселенца красивого жеста, гротескной выходки или анекдотца, - острого и хлесткого словца в стиле Старины Фрица, чтобы с восторгами смаковать свежий перл остроумия властелина сначала придворной знатью и челядью, потом всем народом, а затем и всем миром? Так – получите!..»
Сердечно обнявшись и троекратно, по-русски, расцеловавшись с Великим князем Александром Михайловичем, кайзер тепло поприветствовал Руднева, Рейценштейна и немецких адмиралов. После чего неожиданно сделал пару быстрых шажков в сторону, выпятил грудь колесом и, грозно встопорщив боевые усы, впился пылающим взглядом в четверку новоявленных офицеров своего флота. «Почетных», правда, так что особенно ими не покомандуешь, но разве это имело значение для НЕГО?
– Так… - медленно процедило через губу Его германское Величество, - Так-так-так… Мой Бог и Пресвятая Дева. Ну, неужели так все паршиво?!
В мгновенно воцарившейся на пристани вакуумной тишине, Вильгельм медленно, походкой бывалого фельдфебеля перед строем новобранцев, дефилировал вдоль короткой шеренги из четырех человек, застывших по стойке «смирно». Конечно, Эссен, Рейн и оба Балка нутром чуяли всю комичность момента. Но, все-таки, когда вас буравит злющими-презлющими глазками Император…
Наконец, миновав троих кавалеров «Голубого Макса», кайзер остановился, отступил полшага назад и, уперев в бок правую руку, мрачно изрек:
– Значит, это вот и есть тот самый герой, что сподобился пустить на дно японского флагмана, а с ним заодно отправил туда же и лучший из крейсеров, который когда-либо был спущен на воду с германской верфи? Ну, о-о-очень интересно… - и тут последовала знаменитая «пауза Джулии Ламберт», о которой Сомерсет Моэм, возможно, никогда уже не напишет, но от этого ничуть не менее выразительная.
По мере ее томительного течения, придирчиво изучая Сергея Захаровича от тульи фуражки до каблуков, Экселенц украдкой разок-другой стрельнул глазами по сторонам, сполна насладившись впечатлением, произведенным на зрителей первой частью его монолога. После чего продолжил ледяным тоном королевского прокурора:
– Мало того, что они осмелились опоздать на четверть часа. Опоздать - ко мне…
Мало того. Никто даже не сподобился сразу представить мне Сергея Захаровича фон Балка. А он, как я гляжу, просто какой-то форменный русский медведь, хотя и германских рыцарских кровей. Но самое вопиющее. И самое ужасное… Это то, что я… - перейдя при последних словах почти на шепот, сурово прищурился Вильгельм, и вдруг гаркнул во всю мощь своих нехилых голосовых связок:
– Что я, черт побери, так и не нашел ни единого изъяна в ваших мундирах, господа!!!
После
Вокруг включился звук: общий выдох, возбужденный гул партера, смешки галерки, восторги, аплодисменты. И, как в стоп-кадре, момент: Мюллер, отирающий холодный пот с висков. За «экстерьер» всей четверки отвечал именно он.
О том, какие эмоции по ходу представления отражались на лице слегка обалдевшего, стоящего столбом Балка-второго, лучше умолчать. Короче, шутка удалась.
***
Примерно два часа спустя, Василий уже вполне отдавал себе отчет в том, что слегка погорячился, поднимаясь на причал у Мраморного дворца: пока что не только он сам, но и вообще никто из русских гостей и действующих лиц задуманного Вильгельмом и его присными шоу, не смог даже на пару минут избавиться от плотной опеки тех, кому сие было персонально поручено. У немцев были расписаны все роли и все ходы.
О какой предварительной «прощупке» для последующей вербовки крупных фигур можно было говорить, если даже в туалет его провожал, точнее, «показывал дорогу», Зект с тремя дружками генштабистами. Василий сам оказался целью тщательной разработки. И по понятным причинам, в первую очередь со стороны армейцев. Тем более, что у Зекта был железобетонный повод не отходить от Балка ни на шаг: в конце концов, именно за его спасение в бою, Вильгельм повесил Василию на шею «Пур ле Меритт».
Но, если человек предполагает, а Господь располагает, то человеку неглупому не грех воспользоваться его расположением, не так ли? Тем более, если первым и вторым из сотоварищей Зекта оказались тезки - капитаны Макс Гофман и Макс Бауер, в нашем мире к Первой мировой ставшие важными фигурами в кайзеровской военной машине. Ну, а четвертым в их теплой компании оказался собственной персоной Эрих фон Людендорф, в нашей истории – «штабной гений» Гинденбурга. Он, кстати, довольно сносно говорил по-русски, хотя и не так свободно, как его младшие товарищи.
При этом у подполковника Людендорфа была более чем уважительная причина для личного знакомства с Балком: в сентябре он должен был начать чтение курса лекций по тактике и военной истории в берлинской Академии Генштаба. И пусть с точки зрения исторической фактуры Василий Александрович мало чем мог обогатить копилку знаний Эриха Августовича, но вот по части современной тактики…
«Будут поить. Бочка варенья и корзина печенья, к бабке не ходи. Только если бы вы, ребятушки, хотя бы процентиков на десять представляли себе, откуда я на ваши головы свалился, что за «универы» там прошел и какие виды на ваш германский счет имею, вы так радостно не ворковали бы. Но если уж кто-то там, наверху, определил, что именно вы мне первыми попадетесь, значит, - так тому и быть. На ловца и зверь. Будем пить, петь, веселиться и дружить семьями. Только плясать в финале, господа хорошие, вы будете под мою, вернее, - под нашу, под русскую дудку. Извините, на иное я не подписывался…»
***
К «окучиванию» Василия шлиффеновская «банда» приступила сразу по окончании первой официальной церемонии, которая проходила в Большом зале дворца, прямо под шестигранной живописной фреской на библейский сюжет, украшавшей щедро покрытый лепниной потолок. Ласково-надменное выражение лица Христа, в облаках возлагающего венки на чело поднимающихся к нему вознесенных праведников, практически точь-в-точь соответствовало мимике и взгляду Вильгельма, в окружении своих и русских офицеров возлагавшего на Сергея Захаровича Балка Знак ордена «Пур ле Меритт». При этом лик Сына Божьего несколько проигрывал физиономии кайзера в выразительности. Возможно, из-за отсутствия воинственных усов.