Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Помню, райвоенком, майор Пьянков, получивший за представление меня с «тройкой» выговор из облвоенкомата «за невнимательный подход к подбору кадров», посетовал мне: «Я хотел тебе помочь, а схлопотал из-за тебя выговор!»

После этой, уже третьей попытки мама написала подробное письмо отцу на фронт, что я пытаюсь уехать из дома без ее согласия. От отца пришел строгий и однозначный ответ: я должен вначале окончить десятилетку, а потом право выбора за мной. Фронтовой наказ и слезы матери подействовали на меня отрезвляюще. Я дал слово, что окончу среднюю школу.

Любимым школьным предметом в годы войны у большинства мальчишек было военное дело. Преподавателей-военруков

мы просто обожали. Это были, как правило, бывшие фронтовики, раненные и покалеченные люди. Изучение оружия, обучение правилам стрельбы, навыки строевой и курс первоначальной боевой подготовки, участие в кружках ДОСААФ, в стрелковых соревнованиях — было для нас святой и совсем необременительной обязанностью. Хорошо помню, что стрелковые команды Ильинской средней школы были в послевоенные 1945–1948 годы лучшими в районе. Я, как активист оборонно-массовой работы, был в то время хорошо известен райвоенкомату и РК комсомола, что и сыграло впоследствии определенную роль в моей дальнейшей судьбе.

В конце войны у меня несколько сменились ориентиры на выбор будущей профессии. О военной службе я уже не задумывался. К этому времени я перечитал, наверное, всю, имевшуюся в районной библиотеке приключенческую литературу о путешественниках-первооткрывателях, геологоразведчиках, воспоминания ученых-первооткрывателей, геологов и т. п. Меня захватила мечта: стать первооткрывателем новых мест, наслаждаться первозданной природой, отыскивать неизвестные ранее кладовые природы, новые залежи полезных ископаемых в Сибири, на Дальнем Востоке, где люди будут потом строить новые города. В это представление о будущей профессии удачно вписывались и мои увлечения рыбалкой и охотой, любовь к природе.

Я узнал о том, что в г. Свердловске, в Горном институте им. Вахрушева, на геологоразведочном факультете готовят инженеров геологоразведчиков. И мы с моим соучеником Поповым Андреем, который к тому времени уже вернулся из Ташкента в с. Ильинское и вместе со мной закончил 10 класс, решили поступать в горный институт в г. Свердловске.

Осенью 1948 года я сдавал вступительные экзамены в Свердловский горный институт. Выдержал их, в основном, благополучно. Сбой произошел на экзамене по иностранному языку. Я около 40 минут пытался доказать экзаменатору свои познания в немецком языке. Выведенная из терпения, она взяла, наконец, мою зачетку со словами:

«Все, с меня хватит! Более «двойки» ты все равно не заслуживаешь!» Увидев хорошие оценки в зачетной книжке, она сочувственно сказала: «Только из уважения перед зачеткой я ставлю тебе «тройку».

Эта роковая тройка за пренебрежение иностранным языком закрыла мне тогда дорогу на геологоразведочный факультет. Проходной балл там был очень высокий, и предпочтение отдавалось выходцам из семей, имеющим отношение к геологоразведке. Ввиду этого я был зачислен на факультет разработки месторождений полезных ископаемых в группу РМПИ-14.

В течение первого полугода я пытался заявить о своем желании перейти на геологоразведку, но в конце года и эта слабая надежда погасла. Я стремился добиться перевода на этот факультет в случае отчисления из-за неуспеваемости кого-либо из студентов-геологоразведчиков в конце первого полугодия. К этому времени, к декабрю 1948 года, в горный институт из министерства геологии неожиданно пришло письмо за подписью министра с указанием принять сверх плана 40 человек на геологоразведочный факультет из числа бывших фронтовиков-практиков из геологоразведочных партий. Так рухнула моя мечта стать геологом-разведчиком. Состязаться с практиками, да к тому же с бывшими фронтовиками, было нереально.

В июне 1949

года, после окончания первого курса, я приехал в село Ильинское на каникулы перед полевой практикой. Мой отец — инвалид Великой Отечественной войны II группы в это время тяжело заболел. Брат Виктор окончил среднюю школу и готовился к поступлению в Свердловский горный институт. Ввиду болезни отца и его дальнейшей, по заключению врачей, нетрудоспособности наша семья оказалась в довольно сложном положении.

Поддерживать материально двух студентов было некому. Отец нетрудоспособен, мама не работала, да и сами они уже нуждались в помощи по возрасту и состоянию здоровья.

В это время в Ильинский райвоенкомат и РК комсомола пришла заявка из Пермского областного управления МГБ на подбор одного кандидата для службы в органах государственной безопасности с последующим направлением на курсы немецкого языка в Германии.

Руководители Ильинского райвоенкомата и райкома комсомола меня хорошо знали по общественной работе.

Они знали также и о сложившемся положении в нашей семье, и поэтому мне вскоре пред ложили поступить на военную службу в органы госбезопасности для дальнейшего продолжения учебы, но уже в качестве военнослужащего. Я дал свое согласие, так как к этому времени у меня уже не было надежды перевестись на геологоразведочный факультет, а родителям нужна было моральная и материальная поддержка.

В сентябре 1949 года на площади Дзержинского в Москве состоялось мое первое знакомство с представителями отдела кадров министерства государственной безопасности СССР. Принимала женщина, майор по званию. После ознакомления с моей автобиографией, она поинтересовалась, изучал ли я краткий курс КПСС, знаю ли я историю Октябрьской революции? Спросила, кто из бывших царских генералов пытался подавить революцию? Я назвал генерала Корнилова. После этого последовал ряд вопросов, уточняющих мою биографию и фамилию, правильно ли она указана в анкете. Я подтвердил, что моя фамилия указана правильно, и что я Корнилков, а не Корнилов. Кадровик перевела разговор на родственников и предков отца. Я пояснил, что родители отца из глухой уральской деревни и ни в каком родстве с генералами и помещиками не бывали. Они все потомственные крестьяне, живут в Пермской области постоянно. Тут мне в голову пришла простая мысль. Я сказал, что в нашем родном селе Сретенское около 30–40 % жителей носят фамилию Корнилковы, а не Корниловы, что это можно уточнить, позвонив из Москвы по телефону в местный райотдел милиции. На этом беседа была прервана. На другой день, уже доброжелательно, кадровик сообщила мне, что процент жителей села Сретенское с фамилией Корнилковы даже больше чем я указал. В дальнейшем подозрений в мой адрес о возможном дворянском происхождении от кадровиков я не слыхал.

Из Москвы наш путь лежал в Берлин. Меня приятно удивил, в отличие от путаного разговора в отделе кадров, четкий инструктаж о правилах поведения в пути до Берлина — первое представление о конспирации. В дороге мы — не сотрудники госбезопасности, а вольнонаемные, командируемые на работу в войска, едем не на учебу, а служить в армии и т. п. Хорошо помню первые впечатления по пути на Запад о последствиях минувшей войны на территории СССР. После Смоленска были видны сплошные развалины и пожарища на месте городов и населенных пунктов. Удивил вид детей на коротких остановках, особенно в Белоруссии: оборванные, грязные, голодные. Спросил у ехавшего вместе с нами офицера, почему же они такие чумазые? Он разъяснил, что они все еще живут в землянках, и указал мне на бугорки земли в районе какой-то станции. Это были входы в подземные жилища.