Берлинские похороны
Шрифт:
Я вытянул руку и кончиками пальцев осторожно закрыл Хэлламу рот.
— Вам не надо видеть Семицу мертвым, — сказал я. — Что хорошего в мертвечине, Хэллам? Это неприятное зрелище.
Лицо Хэллама моментально побагровело. Я подошел к бару, купил два коньяка и поставил рюмку перед Хэлламом. Он сидел по-прежнему багровый.
— Вы просто приготовьте документы, душа моя, — сказал я. — А я справлюсь.
Хэллам проглотил коньяк, и глаза его увлажнились больше, чем обычно, когда он, соглашаясь, кивнул.
Глава 12
Каждая фигура атакует по-своему, и только пешка
Лондон, четверг, 10 октября
Оставив Хэллама, я двинулся в северном направлении. «Сэддл-Рум» ходил ходуном, рыжеволосая девица с начесом грациозно извивалась на столе, возвышаясь сантиметров на тридцать над остальными. Время от времени она сшибала на пол стаканы. Это, похоже, никого не интересовало. Я подошел к лестнице и заглянул в дым и шум. Две девушки в белых, плотно облегающих свитерах извивались, стоя спиной друг к другу. Я выпил пару двойных порций виски, наблюдая за танцующими и стараясь забыть дрянную шутку, которую я сыграл с Хэлламом.
На улице по-прежнему лил дождь. Швейцар бросился помогать мне ловить такси. Я остановил машину, дал швейцару флорин и сел на заднее сиденье.
— Я первой заметила ее.
— Простите? — сказал я.
— Я первой заметила ее, — сказала девушка с начесом. Она произносила слова медленно и отчетливо. Это была высокая, светлокожая, порывистая в движениях женщина, одета она была с искусной простотой. У нее был достаточно широкий рот с пухлыми губами и глаза раненой лани. Теперь она склонила лицо и недовольно повторила, что раньше меня увидела такси.
— Я еду в район Челси, — сказала она, открывая дверь.
Я огляделся. Непогода разогнала машины с улиц.
— Ладно, — сказал я, — садитесь. Отвезем сначала вас.
Машина попала в затор, и моя новая знакомая со вздохом откинула голову на кожаное сиденье.
— Хотите сигарету? — спросила она и ловко щелкнула по пачке «Кэмела» — сигарета наполовину выскочила из пачки, мне так никогда в жизни и не удалось овладеть этим искусством. Я взял сигарету и вытащил из кармана спичку без коробки. Потом запустил ноготь большого пальца в волосы и зажег спичку. На нее это произвело впечатление, она наблюдала, как я прикуриваю сигарету. Я и вида не подал, что мне больно — под ногтем большого пальца у меня осталась пара миллиграммов воспламенившегося фосфора.
— Вы занимаетесь рекламой? — спросила она.
У нее был мягкий американский акцент.
— Да, — сказал я. — Служу бухгалтером у Дж. Уолтера Томсона.
— Вы не похожи ни на одного из людей Томсона, с которыми я знакома.
— Это верно, — сказал я. — Я среди них белая ворона. — Она улыбнулась из вежливости.
— Где в Челси? — спросил водитель.
Она ответила ему.
— На вечеринку опаздываю, — сказала она мне.
— Вот, значит, почему у вас бутылка «Гиннеса» [11] в кармане? — спросил я.
11
«Гиннес» — сорт английского пива (примеч. авт.).
Она похлопала себя по карману, чтобы убедиться, что бутылка на месте.
— Не угадали, — сказала она с улыбкой. — Это чтобы волосы мыть.
— В «Гиннесе»? — удивился я.
— Если вы хотите добиться... —
— Хочу, — прервал я ее. — Очень хочу.
— Меня зовут Саманта Стил, — сказала она учтиво. — Друзья зовут меня Сам.
Глава 13
Римская ловушка — так называется фигура, которую жертвуют, чтобы спасти трудную позицию.
Лондон, пятница, 11 октября
Шарлотт-стрит находилась к северу от Оксфорд-стрит, и к этому все привыкли. Поздним утром работники кафе на этой улице составляли меню, процеживали вчерашний жир, вытирали от пыли пластмассовые цветы, официанты черным карандашом подводили усы.
Я помахал рукой хозяину кафе Вэлли и свернул в парадное, на котором, среди прочего, была и начищенная до блеска медная табличка «Бюро по трудоустройству демобилизованных офицеров». Обои в цветочек, которыми было оклеено фойе, лишь усиливали осенние настроения. Лестничная площадка первого этажа пахла ацетоном, а из-за двери с табличкой «Киномонтажная» доносилось тихое стрекотание кинопроектора Следующий этаж был оборудован как театральное ателье, что позволяло нам покупать, переделывать или шить любую требуемую униформу. Именно здесь сидела Алиса. Алиса была чем-то средним между библиотекарем и консьержкой. Любому, кто считал, что в этом здании можно хоть что-нибудь сделать без одобрения Алисы, я бы не позавидовал.
— Вы опоздали, сэр, — сказала Алиса. Она закрывала крышечкой банку растворимого кофе «Нескафе».
— Вы как всегда правы, Алиса, — сказал я. — Просто не знаю, что бы мы без вас делали. — Я поднимался в свой кабинет. Из отдела доставки неслось грустное соло на тромбоне из пьесы «Да хранят тебя ангелы» — пластинок в отделе была прорва Джин ждала меня на лестнице.
— Без опозданий нельзя, — сказала она.
— Корнеты здесь действительно вступают позднее, — объяснил я.
— Я имею в виду твое опоздание. — Она повесила мой старый плащ на деревянную вешалку с выжженным клеймом «Украдено из машбюро».
— Как тебе нравится кабинет? — спросила Джин.
Я обвел взглядом вытертый ковер на полу, стол Джин из тикового дерева с новенькой машинкой ИБМ и тут заметил его. На подоконнике стоял горшок с колючим растением.
— Очень мило, — сказал я. Листья у него были длинные, с колючками, ярко-зеленые в середине и желтые по колючим краям. Единственное, что оно меняло в комнате, так это загораживало и без того тусклый лондонский свет. — Очень мило, — повторил я.
— Тещин язык, — сказала Джин, — так он называется.
— Ты злоупотребляешь моей доверчивостью, — сказал я.
— Именно эти слова произнес Доулиш, когда увидел твой финансовый отчет за предыдущий месяц.
Я отпер папку входящих документов. Джин уже рассортировала большинство из них. Противнее всего были политические материалы. Длинные переводы статей из «Униты», «Партийной информации» [12] и двух других информационных изданий ждали меня уже около недели. Эту работу за тебя никто сделать не может.
— Его скосил счет из «Айви», — сказала Джин.
12
Пекинское издание для партийных функционеров (примеч. авт.).