Берлинский фокус
Шрифт:
Монтгомери посмотрел на Сильви с уважением и немного растерянно. Я взял его телефон и набрал номер.
– Я понимаю, что ты хочешь защитить своего дружка, но он не такой святой, каким кажется, – сказал он, медленно опуская руки.
– Еще ниже, и я стреляю тебе в живот.
Мне ответили, и я продиктовал адрес отеля. Сильви держала Монтгомери на прицеле. Я хотел сказать по-немецки «вопрос жизни и смерти», но не знал слов.
– Schnell bitte.
Монтгомери улыбнулся:
– Ты же знаешь, что я легко могу его отобрать.
– Я знаю, что он снят с предохранителя, я знаю, что нажму на курок, и я не знаю,
– Danke, – сказал я и сбросил. – Они едут.
– Я вел себя неправильно, признаю. У твоего дружка есть кое-что, что принадлежит мне. – Монтгомери улыбнулся, не опуская рук, демонстрируя свое дружелюбие. – Тридцать пять лет в полиции. – Он сделал маленький шаг вперед. – Я иногда веду себя как слон в посудной лавке. Забываю, что дела можно решать мирно. Для меня эта вещь очень важна. Из сентиментальных соображений.
– Он врет, Сильви.
Монтгомери мягко продолжил:
– Вам обоим светят большие деньги. – Он сделал еще шаг и повторил, словно гипнотизируя: – Большиеденьги.
Сильви не отрывала глаз от Монтгомери, и я понял, что она не совсем протрезвела. Коп подошел еще ближе, и я приготовился перехватить у Сильви пистолет. Она положила палец на курок и улыбнулась:
– Ты действительно хочешь рискнуть?
Монтгомери отступил на шаг и чуть выше поднял руки:
– Уже попробовал.
Случайная машина за окном нарушила тишину. И без сирен этого оказалось достаточно. Монтгомери повернулся ко мне:
– Я не отступлю, Уилсон. На твоем месте я поступил бы как умный мальчик. Мы с тобой еще встретимся.
– Ты ему угрожаешь?
– Нет, дорогая, я даю ему слово. Пока твой приятель не вернет то, что принадлежит мне, он ходячий труп. Не знаю, когда и где, но я скорее сдохну, чем его отпущу.
– Все сказал? Теперь уматывай. – Сильви в своем репертуаре, Бонни Паркер и Патти Хёрст [27] в одном лице. – Я буду держать дверь на прицеле. Любой, кто войдет сюда без полицейской формы, получит пулю в живот.
27
Бонни Паркер(1910–1934) – американская преступница эпохи Великой депрессии, подруга Клайда Бэрроу (1909–1934), член гангстерской банды «Бонни и Клайд». Патти Хёрст(Патрисия Кэмпбелл Хёрст, р. 1954) – жертва похищения по политическим мотивам (1974), впоследствии американская революционная террористка, а затем киноактриса.
Монтгомери колебался, переводя взгляд с меня на Сильви.
– Ты бы лучше отдал мне долг, Уилсон, иначе ты труп. – Он вдруг улыбнулся. – Кстати, твой агент говорил про парня с телевидения? – Я понял еще до того, как он добавил: – Извини, приятель. Ты провалил собеседование.
Монтгомери улыбнулся, но сквозившее в улыбке разочарование испортило весь эффект. Он закрыл за собой дверь, замок щелкнул тихо, в тон его голосу. Я сел на кровать, обхватив голову руками. Сильви стояла, расставив ноги, держа дверь на мушке, как героиня в финальной сцене боевика.
– Уильям, посмотри в окно и скажи, когда он выйдет на улицу, – спокойно сказала
– Пригласить меня на телевидение.
– А я думала, у танцоров жизнь тяжелая. Я не вмешиваюсь в чужие дела, Уильям, но, по-моему, ты должен объясниться.
– Расскажу, когда доберемся к тебе.
– Хоть бы спасибо сказал, Уилсон. – Она вздохнула. – Ладно, потом.
«Потом» звучит отлично. Потом я придумаю что-нибудь вразумительное. Или уеду из Берлина. Или буду лежать на шелковых простынях в кровати из палисандра, и мама будет гладить мой лоб, вспоминая, каким чудным ребенком я был.
Светало. Через пару минут Монтгомери не спеша перешел улицу с видом человека, у которого хочется спросить дорогу. Приличный пенсионер, мучимый бессонницей, на ранней прогулке. Он поднял воротник куртки и оглянулся на гостиницу. Может, увидел меня или догадался, что я слежу за ним. Он наставил на меня палец и нажал невидимый курок, попав точно между глаз. Я отшатнулся, а когда выглянул снова, он исчез.
– Ушел.
Сильви выдохнула, потянулась и выпрямилась.
– По-моему, это твое. – Она усмехнулась и протянула мне пистолет. – Я подумала, тебе как-нибудь пригодится.
– Пригодился.
– Точно. Я думала, он поймет, что это фальшивка, но он чуть не обделался в свои допотопные штаны.
– Он настоящий, Сильви.
Ее лицо исказилось – нож у моего горла не произвел на нее такого впечатления.
– Он что?
– Трюк должен выглядеть настоящим. – Я спрятал револьвер в карман, радуясь, что она успела его вернуть. – Я предупреждал в самом начале, что всегда есть риск, но поверь мне, тебе ничто не грозило.
– Ублюдок.
Она бросила в меня растерзанной книжкой, но вполсилы, и я впервые за ночь увернулся от удара.
– Я думал, мы на одной стороне.
Я взял револьвер и открыл барабан. Он был пуст. Я вдруг осознал, насколько искусно Сильви умеет врать. Ее искусство спасло мне жизнь. Я обнял свою спасительницу и поцеловал в щеку, твердо решив никогда ей не доверять.
Я проснулся от ощущения, что по моей руке бежит что-то мелкое и быстрое. Я ударил по простыне, пытаясь убить насекомое или вытряхнуть его из постели, хотя не был уверен, не приснилось ли оно мне, затем откинулся на подушку и уставился в потолок. День клонился к вечеру. Скоро придется встать и заглянуть в глаза старому врагу – миру. Совсем скоро. Где-то в коридоре хлопнула дверь. Сильви или Дикс, а может, какой-нибудь еще незнакомый мне местный житель. В конце концов, жизнь полна сюрпризов.
Надо придумать, как добраться на родину. Моя кредитка давно сдохла, а бумажник почти пуст. Придется клянчить на билет у Рича, или британского консула, или у матери, хотя не уверен, что у нее есть деньги. Интересно, станет ли отель требовать с меня возмещение ущерба, и еще ведь счета неоплаченные… Возможно, меня тормознут в аэропорту. Протягиваю паспорт, а на меня подозрительно смотрят и говорят: «Сэр, подождите, пожалуйста». Даже если я доберусь домой, будет сложно выкрутиться без денег. Я съехал с квартиры в Илинге. Новые взносы и ренту я не потяну. Я бездомный безработный нищий, застрявший в чужой стране. Я провел руками по телу, ощупывая синяки. Боль иногда утешает. Шлепок по заднице иногда возвращает к жизни, говаривал отец.