Берс в ребро
Шрифт:
— Выходит, я порушил твою свадьбу.
— Это так, барин. Но я ничуть об этом не жалею.
— Все равно в ток не возьму, Аленка: если Тверд тебя не любил, зачем он с дружками так зло отомстить тебе у алтаря намеревался?
— Так жених же.
— И че?
— Мой обнародованный позор дал ему такое право, — пожала плечами Аленка, будто бы растолковывая мне очевидные, с пеленок всем известные прописные истины.
— Право насиловать тебя с дружками?! — возмутился я.
— Нет, право на ритуальное убийство порченной невесты на алтаре, — огорошила очередным шокирующим признанием девушка. — Потешиться же с дружками над изменщицей напоследок — это
— Охренеть, тут нравы у вас, конечно! — прошептал я, откинувшись на подушку.
— Барин, что вы сказали? Я не расслышала.
— Алён, заканчивай мне выкать, просил, ведь, уже.
— Но как же? Вы же ж барин!
— Вот упрямая!.. Постой-ка, — снова подперев голову рукой, я придвинулся к любовнице, — получается, что ты догадывалась о готовящейся над тобой расправе?..
— Сразу поняла, как только маменька ваша в постели нас утром застукала, — тяжко вздохнула Аленка. — Она и раньше-то не больно меня жаловала. А тут, считайте, разом законный повод и от девки неугодной избавиться, и резерв алтарный живой пополнить. Мне б дуре тут же ноги в руки и бежать из дома к тетке в дальнюю деревню, а оттуда с ближайшим обозом в город — и ищи потом ветра в поле. Но вещи накопленные за время службы бросать пожалела. А пока тюки вязала, весть о позоре моем лесным пожаром по дому разлетелась, и дружки Тверда меня с тюками на выходе и схомутали. Сам-то Тверд с папенькой вашим на выезде был. Только к вечеру они вернулись. Тогда Тверду уже обо мне и рассказали… Ну а дальше вы, барин, сами все знаете.
— Ты вот обмолвилась: про резерв алтарный, который живой должен был пополниться? А это как?
— Барин, вы шутите? — захлопала ресницами Аленка, у которой, похоже, в голове не укладывалось, что я не знаю столь элементарных вещей.
— У меня, понимаешь, амнезия частичная — негативное последствие недавнего радикального лечения.
— Амне… что?
— Да не важно… Алён, те че трудно ответить на вопрос?
— Так ведь при ритуальном убийстве на алтаре происходит обнуление всех системных накоплений за жизнь, которые в резерв алтарный стекаются — это ж все знают.
— Все — да не все, — буркнул я, нахмурившись.
Вон оно, оказывается, как. Помимо естественного источника живы, и доступа к личному хранилищу, алтарь, оказывается, исполняет еще и функцию аккумулирования некоего объема живы. Формируя эдакий НЗ. Теперь понятно, к чему именно в алтаре мачеха давала доступ жрецам для проведения ритуала.
— Совсем заболтала я тебя, барин, — обвила руками мне шею Аленка и, потянув на себя, подставила под поцелуй трепещущие губки.
— Еще один маленький вопросик, — мягко отстранившись, я не позволил себя утянуть в омут разгорающегося желания.
— Ну, барин… — надула губки недовольная подруга.
— Последний вопрос.
— Ладно, спрашивайте.
— Это резерв алтаря, он только при обнулении ритуальном пополняется, или еще иным каким способом?
— Чудной вы барин, — хихикнула Аленка. — То совсем непонятные ученые словеса говорите, а то про ерунду всякую вопрошаете.
— Просто ответь, а.
— Разумеется, и по-иному резерв алтарный пополняется. Каждый из дворовых — за исключением воев, разумеется — обязан еженедельно часть скопленной живы на развитие рода жертвовать. Мне, к примеру, оброк в виде тридцати четырех единиц живы назначен. А у Маришки, подружке моей…
Дальше я уже не слушал, провалившись снова в пучину своих рассуждений… Не ведая того, Аленка только что дала мне ответ на еще одну местную загадку. Благодаря откровению подруги я разгадал
— Эй, барин… Денис… Дэн… Ну ты чего? — привела меня в чувство встряска за плечи, устроенная перепуганной моим отрешенным видом Аленкой.
— Спасибо, дорогая, ты очень мне помогла, — улыбнулся я и, навалившись на заждавшуюся девушку, тут же впился губами в ее охотно подставленные уста…
Глава 12
Глава 12
Я был уверен, что после последовавшего за ритуалом трехдневного восстановительного сна следующей ночью я точно не усну, но насыщенный ярчайшими событиями день и затянувшийся потом практически на всю ночь секс-марафон, с неутомимой и ненасытной Аленкой, таки исчерпали мой казалось беспредельный лимит сил, и на рассвете я как-то незаметно вдруг вырубился. Со мной приключилась какая-то нелепая пародия на сон без сновидений, промелькнувшая в моем сознании со скоростью щелчка пальцев.
Вот только что я лежал, крепко обнимая еще трепещущее после очередного обоюдного оргазма тело любимой, и мысленно продолжал строить планы грядущего непростого разговора с отцом. В которых намеривался разыграть подкинутый судьбой-злодейкой козырь, и выставить родителю условие, чтоб, взамен на мой отказ от претензий через полгода на дедово наследство (когда мне исполнится девятнадцать лет, и я, соответственно, обрету возможность распоряжаться дедовым капиталом), род Савельевых гарантировал безопасность в доме для заочно приговоренной к ритуальному убийству Аленки, и не мешал развитию наших с ней отношений… И вдруг — бац! — очнулся от крепкой плюхи по спине.
Аленки и след простыл, в кровати лежу один, едва прикрытый сбившейся в жгут вокруг бедер простыней, а сбоку у края кровати возвышается двухметровый плечистый мордоворот, в стандартной для местной знати сорочке и шароваро-чулках, со здоровенной саблей на боку, и, потирая припечатавшую меня по спине меня ладонь, с довольной лыбой заявляет:
— Здоров же ты дрыхнуть, братка.
Охренеть! Вот это вот монструозное чудовище, с бицухой объемом с мое бедро, мой младший семнадцатилетний братишка?.. Походу, «мамаша» ни разу не шутила, обещая люлей от капризного Бореньки.
— Денис, ты че замер-то? Мне сказали, что хворь свою многолетнюю ты на днях заборол. Но че-то ты, кажись, снова какой-то…
— Не дождешься, — зло перебил я.
— О! Ожил!
— Тебе бы так промеж лопаток прописали, посмотрел бы я на тебя, — заворчал я, рывком переходя из лежачего в сидячее положение.
— Че ты, братка, напраслину наводишь? Я легонько ж вдарил.
Уже привычным макаром глянув на брательника пристальным взором, я в очередной раз мысленно выругался. Этот семнадцатилетний акселерат шкафоподобного вида имел аж шестую ступень развития, стоившую гребаный миллион очков живы. На фоне моего жалкого первого, брат был реальным суперменом. Мне ж до него реально было, как пешком до Марса… Вот гадство!