Берсеркер (др. перевод)

Саберхаген Фред

Пожав плечами, Хемфилл поспешил по своим делам.

— Митч, я люблю тебя. Я знаю, что доктора говорят по этому поводу, но что им на самом деле известно обо мне?

Кристина де Дульсин, одетая в простенький голубой халатик и подобие тюрбана, покоилась на роскошном противоперегрузочном кресле в помещении, считающемся спальней апартаментов главнокомандующего, хотя Карлсен ни разу не переступил их порога, довольствуясь тесным кабинетом.

Митчелл Спэйн сидел в трех футах от нее, боясь даже тронуть ее за руку, боясь того, что может совершить сам, что может совершить

она. Их оставили совершенно одних, и Митч пребывал в полнейшей уверенности, что никто за ними не следит. Леди Кристина даже потребовала от Карлсена гарантий, что в помещении не будет устройств скрытого наблюдения, и главноко мандуюший прислал письменные заверения в этом. Кроме того, кто же станет встраивать аппаратуру слежки в апартаменты главнейшего офицера флота?

Ситуация фарсовая, но только не для тех, кто в ней замешан. На плечах отвергнутого мужчины сейчас лежит непосильное бремя, от него зависят более двухсот кораблей, а если грядущая битва будет проиграна, через пять лет большинство человеческих планет превратится в безжизненные пустыни.

— Что тебе по-настоящему известно обо мне, Крис? — спросил Митч.

— Я знаю, что для меня ты воплощаешь саму жизнь. О, Митч, у меня нет времени, чтобы скромничать, манерничать и быть леди до кончиков ногтей. Я прошла через все это. И — когда-то — вышла бы замуж за человека вроде Карлсена — по политическим соображениям. Но все это было до Эцога. — На последнем слове голос ее пресекся, пальцы непроизвольно впились в складки халата. Митчу пришлось податься вперед и разжать ее руки.

— Крис, Эцог уже позади.

— Эцог никогда не уйдет в прошлое окончательно, во всяком случае для меня. Я вспоминаю о случившемся все больше и больше. Митч, машины заставили нас смотреть, как они снимают кожу с генерала Брадина живьем. Я видела это. Я больше не способна забивать себе голову чепухой вроде политики, жизнь чересчур коротка для этого. И больше ничего не боюсь, кроме того, что лишусь тебя...

В душе его бурлила смесь жалости, вожделения и еще дюжины других чувств, сводящих с ума.

— Карлсен — хороший человек, — в конце концов проронил он.

— Наверное, — подавив дрожь, проговорила она сдержанным тоном. — Но, Митч, как ты ко мне относишься? Скажи правду. Если ты не любишь меня сейчас, я буду надеяться, что со временем полюбишь. — Блекло улыбнувшись, она подняла руку. — Когда мои дурацкие волосы отрастут.

— Твои дурацкие волосы... — Его голос едва не сорвался. Митч протянул руку, чтобы коснуться ее лица, но тут же отдернул, будто обжегшись. — Крис, ты его девушка, а от него зависит слишком многое.

— Я никогда ему не принадлежала.

— И все же... я не могу лгать тебе, Крис; быть может, не могу и сказать тебе правду о своих чувствах. Грядет бой, все зависло в воздухе, все парализовано. Никто не может строить планы... — Он сделал неуклюжий неопределенный жест.

— Митч, — в ее голосе прозвучало понимание. — Все эго ужасает тебя, правда? Не волнуйся, я не стану усугублять это ничем. Не позовешь ли ты доктора? Думаю, я смогу теперь отдохнуть, если буду знать, что ты где-то неподалеку.

Карлсен несколько минут молча изучал бумаги Сальвадора, будто раздумывая над шахматной позицией. Казалось, он даже

не очень удивился.

— У меня наготове несколько человек, на которых можно положиться, — наконец вызвался Хемфилл. — Мы можем быстро арестовать главарей заговора.

Карлсен устремил на него изучающий взгляд голубых глаз.

— Командор, а так ли уж необходимо было убивать Сальвадора?

— Думаю, да, — вежливо ответил Хемфилл. — Он сам хотел выхватить оружие.

Бросив на бумаги еще один взгляд, Карлсен принял решение.

— Командор Хемфилл, я хочу, чтобы вы отобрали четыре корабля и разведали дальний край туманности Каменная Россыпь. Не стоит продвигаться дальше, не зная, где затаился враг, тем самым предоставив ему возможность вклиниться между нами и Солнцем. Проявляйте осторожность; достаточно выяснить лишь ориентировочное местоположение основных сил противника.

— Очень хорошо, — кивнул Хемфилл.

Рекогносцировка действительно необходима, и если Карлсен хочет убрать Хемфилла с дороги, чтобы разобраться со своими противниками-людьми собственными методами, — что ж, пускай. Самому Хемфиллу эти методы зачастую казались чересчур мягкосердечными, но притом всегда работали на Карлсена. Если треклятые машины почему-то считают Карлсена невыносимым, то Хемфилл последует за ним куда угодно, с радостью пойдет на смерть и даже дальше. Разве есть во Вселенной что-нибудь важнее, чем разгром треклятых машин?

Митч каждый день проводил с Крис наедине целые часы, но не посвящал в дикие слухи, распространившиеся по флоту. Все шепотом обсуждали насильственную смерть Сальвадора, а перед кабинетом Карлсена поставили вооруженную охрану. Поговаривали, что адмирал Кемаль, того и гляди, открыто взбунтуется.

И вот теперь перед флотом выросла Каменная Россыпь, заслонив половину звезд, — угольно-черная пыль и несметное множество обломков, будто миллион разбитых планет. Ни один корабль не в состоянии путешествовать в пределах Каменной Россыпи — каждый ее кубический километр содержит достаточно материи, чтобы помешать С-плюс-перемещению и даже полету в нормальном пространстве на более-менее приличной скорости.

Флот направился к четко очерченному краю облака, за которым уже скрылась разведывательная эскадра Хемфилла.

— С каждым днем она становится капельку вменяемее, капельку спокойнее, — сказал Митч, входя в тесный кабинет главнокомандующего.

Карлсен поднял голову от листов бумаги, исписанных венерианским почерком, — вроде бы каких-то списков.

— Спасибо за добрую весть, поэт. Говорит ли она обо мне?

— Нет.

Они встретились глазами — нищий, уродливый циник и венценосный, красивый Верующий.

— Поэт, — вдруг спросил Карлсен, — как вы поступаете со смертельными врагами, если они оказываются в вашей власти?

— Нас, марсиан, считают народом горячим и скорым на расправу. Вы хотите, чтобы я вынес приговор самому себе?

Карлсен даже не сразу понял, что он имеет в виду.

— A-а! Нет. Я говорил не... не о вас со мной и Крис. Речь не о личных делах. Полагаю, я лишь раздумывал вслух, просил о знамении.

— Тогда спрашивайте не меня, а своего Бога. Но разве он не велел вам прощать своих врагов?