Берсеркер (др. перевод)
Шрифт:
Дункан увидел Колин, прильнувшую к голой земле, кричащую ему что-то, но гром подземный поглотил ее голос. Разбежавшиеся овцы скакали повсюду, жалобно вереща под ужасным небом. Среди них Дункан увидел темный силуэт волка, бегающего вместе с ними кругами, слишком напуганного, чтобы быть волком. Юноша схватил свою палицу и погнался за зверем, спотыкаясь о сотрясающуюся землю.
Он настиг волка, потому что бежал к нему, пока тот бегал кругами, не обращая внимания на человека. Увидел отразившееся в глазах зверя небо, встал перед ним и взмахнул палицей в тот самый миг, когда волк подобрался для прыжка.
Дункан нанес удар первым, а потом еще
И вдруг в небе появилась иссиня-белое стремительно движущееся солнце, удивительное солнце, через минуту покрасневшее и рассеявшееся во всемирном сиянии. И тогда земля наконец успокоилась. Дункан шагал как во сне, пока наконец не увидел Колин, пытающуюся собрать разбежавшихся овец. Помахал ей и затрусил на помощь. Волк мертв, а он может поведать о восхитительном знаке. Боги не убили его. А земля под его бегущими ногами обрела вековечную надежность.
Я зрел и по сей день прозреваю будущее, в котором вы, уроженцы Земли, можете возобладать и над валками планет, и над волками космоса. Ибо на каждом этапе цивилизации находятся среди вас люди, отбросившие прочь эгоизм и посвятившие свою жизнь служению некой высокой цели, каковую ставят превыше себя.
Я говорю, что вы можете возобладать, но не говорю, что возобладаете непременно. Ибо в каждом из ваших поколений находятся и такие, кто предпочитает служить богам тьмы.
В ХРАМЕ МАРСА
Нечто постороннее посылало в его рассудок волны замешательства, и он не знал ни своего имени, ни своего местонахождения. Он даже не догадывался, давно ли это все началось и бывало ли такое прежде. Он не мог противиться происходящему, не мог даже решить, хочет ли противиться.
В ушах его бился монотонный рев варварских голосов:
Там на одной стене была дубрава, Где все деревья стары и корявы, Где остры пни, ужасные на вид... [5]5
Все стихотворные цитаты заимствованы из поэмы Джефри Чосера «Кентерберийские рассказы», «Рассказ Рыцаря». (пер. О. Румера.)
И он видел этот лес вокруг себя. У него даже не возникал вопрос, реальны ли эти деревья и мерный речитатив, ибо рассудок его сотрясали волны замешательства.
Откуда зверь и человек бежит. Шел по лесу немолчный гул и стук, Как будто буря ломит каждый сук, А под холмом, прижат к стене откосной, Был храм, где чтился Марс Оруженосный...И он узрел храм — стальной, выпячивающийся к небу в виде ужасающей обшивки берсеркера, по пояс ушедшего в темную землю. У входа стальные врата звенели, содрогаясь от холодного ветра, вырывающегося из храма, бесконечно рвущегося вперед, чтобы
Он будто прошествовал широкими шагами завоевателя в когтистые врата к дверям храма.
А дверь была из вечного алмаза, Обита крепко вдоль, и вширь, и вкось Железом; и чтоб зданье не тряслось, Столп каждый изумительных палат, Сверкавший сталью, с бочку был в обхват.Внутри храм являл взору калейдоскоп насилия, пиршество кровопролития. Неисчислимые иллюзорные орды людей схлестывались в битвах, машины истребляли женщин, животные давили и пожирали детей. Он же, завоеватель, принял все это как должное, упиваясь происходящим, одновременно осознав, что все это — порождение его собственного рассудка, понуждаемого к тому некой внешней силой, заимствующего образы из слов речитатива.
Он не знал, сколько времени тянулось все это. Конец пришел внезапно — давление на его рассудок схлынуло, речитатив смолк. Облегчение оказалось столь безмерным, что он с закрытыми глазами рухнул на какую-то мягкую поверхность и простерся на ней. Тишина не нарушалась ни единым звуком, кроме его собственного дыхания.
Звук удара тупого предмета заставил его открыть глаза. Неподалеку от него упал брошенный откуда-то короткий меч. Он находился в круглой, знакомой комнате, залитой мягким, неярким светом. Круглую стену украшала бесконечная фреска, на тысячу ладов разыгрывающая тему кровавой биты. Впереди, за невысоким алтарем, была статуя вооруженного человека, сжимающего в руках вожжи колесницы и боевой топор, человека, олицетворяющего в себе больше, нежели просто жизнь, стоящего превыше всего человеческого, чей бронзовый лик застыл воплощением бесстрастной ярости.
Все это он уже видел прежде, но сейчас не придавал значения ничему, кроме клинка. Меч притягивал его как магнит, ибо могущество недавних видений, могущество разрушения было еще свежо и неодолимо. Он полз к мечу, мимоходом отметив, что одет, как статуя бога, — в кольчугу. И едва положил ладонь на рукоять, как сила клинка подняла его на ноги. Огляделся в предвкушении предстоящего.
Часть непрерывной фрески-стены открылась, став дверью, и в храм вошел некто в простой аккуратной форме, с худощавым и строгим лицом. Он выглядел, как человек, но не был человеком, ибо не пролил ни капли крови, когда меч рассек его.
Радостно, бездумно изрубил он пластикового субъекта на десятки кусков. А потом замер над ним, чувствуя усталость и опустошение. Металлический эфес меча внезапно раскалился, и он выронил оружие. Такое уже случалось прежде, не раз и не два.
Разрисованная дверь распахнулась снова. На сей раз вошел настоящий человек, облаченный в черный мундир. Его глаза гипнотически сверкали из-под густых бровей.
— Назови свое имя, — приказал одетый в черное тоном, не подчиниться которому было просто невозможно.