Берсеркер. Сборник. Книги 1-11
Шрифт:
В очень далеком прошлом.
Омир Келсумба, громадный и темнокожий, стоял в нескольких шагах поодаль, готовясь облегчиться на склоне холма. Рабы не успели выкопать отхожее место для этого лагеря, так как большинство из них накануне после полудня по разным причинам были отозваны на другие работы. Омир через плечо ответил, наконец, на слова Жиля: – Вечером нам понадобится еще меньше места, ну так что из того? Скоро все будем жить в зале Торуна, а уж там хватит места для любого.
– Правильно сказал, – прокомментировал Фарли из Эйкоска, вставая и потягиваясь. Затем он наклонился и, проворно работая веснушчатыми руками, принялся скатывать
К этому времени все воины встали – почесывались, потягивались, сплевывали, сворачивали спальные плащи, готовясь к переносу лагеря. Фарли из Эйкоска отошел, чтобы оказать ранее отсроченное почтение перед алтарем Торуна, склонился на колени, бормоча молитвы и отвешивая поклоны почти у самой земли.
Вскоре к нему присоединился Келсумба, потом Чарльз Прямой и затем один за другим остальные, пока, наконец, все не совершили поклонение Торуну, хотя бы и чисто внешнее. Покрытое тайной лицо небольшого образа Торуна не высказало знаков благосклонности ни одному из них.
Ванн Кочевник в это утро был голоднее всех, ибо он первым удалился с места поклонения богу и направился к кухонному костру, где один единственный раб в сером готовил нечто, похожее на незамысловатый завтрак.
Когда Ванн ушел, Жиль тихо шепнул, обращаясь к Келсумбе: – Ну, что ты о нем скажешь? Уши ему понадобилось отрезать на трофеи! – В ответ Келсумба только проворчал что-то. Он принялся осматривать свой топор, проверяя, не проникла ли влага от ночного дождя сквозь тщательно обернутую и промасленную упаковку и нет ли на стальном лезвии следов ржавчины. За исключением этого топора, все остальные вещи у Келсумбы были старые и потрепанные.
Присев на корточки над своим топором и пристально его разглядывая, он заметил Жилю: – Ты, наверное, умный человек. Тогда, может быть, ты ответишь на мои вопросы. Допустим, я не побеждаю в этом турнире. Но и в таком случае, раз я уж прошел до этого круга, я должен сидеть высоко за столом Торуна. Ты как считаешь, будет ли он слушать мои слова? И если я умру сегодня или завтра, позовет ли он богиню исцеления и направит ли ее, чтобы она оказала милость мне?
Жиль незаметно вздохнул. – На такой вопрос я не в силах ответить, – произнес он. – Но принято верить в то, что все раны, неважно старые или новые, будут исцелены, когда попадешь в зал Торуна, и твой ранг там роли не играет.
– О, нет, меня сюда привели не мои личные раны. – Он поднял голову и уставился отрешенным взором вдаль. – Там, очень далеко, у меня жена и двое малышей. Оба ребенка больны, они чахнут и не растут. Наши доктора ничем не могут им помочь. Я взывал к богам, приносил жертвы, но детям не стало лучше. – Его взгляд метнулся к Жилю, а пальцы пробежали по лезвию топора. – Ну, тогда я сам стану богом и смогу вылечить моих детишек, пусть даже мне больше не придется жить с ними. – Его голос стал громким, а взгляд был как у фанатика. – Я убью шесть человек, могу и шестьдесят убить! Я и тебя убью, и сам Торун меня не сможет остановить.
Жиль кивнул с серьезным видом, означающим согласие, но не изменил выражения лица. После этого он тихо повернулся и отошел. Когда через мгновение, он оглянулся – Келсумба снова спокойно сидел и точил свой топор.
Томас Граббер, который стоял неподалеку, вероятно, услышал оброненное Жилем замечание о склонности Ванна Кочевника к отрезанию ушей у своих трофеев. Именно Томасу предстояло встретиться в сегодняшнем
Завтрак состоял из жареных блинов, толстых и безвкусных, и воды. Первый раз не было подано мясо. Когда мужчины заворчали на раба, подававшего им еду, тот объяснил мычанием и беспомощными жестами – у него был отрезан язык – что ничего лучшего не привезли и что он вынужден делать больше работы, так как большинство других рабов были отозваны.
Это подтвердил Лерос, когда он, ругаясь, справлялся со своей порцией жареных блинов. – Два моих друга-жреца спустились сюда рано утром разбудить меня и посочувствовали, говоря, что большинство нашей обслуги от нас забрали. Никаких оправданий не может быть тому, что нас посадили на такое скудное обслуживание. Да, уменьшилось число участников, но возросла и ваша слава победителей. Я направил протест Верховному жрецу. Уверен, что к полудню нас накормят лучше и обслуживание будет соответствующим.
Как только было покончено с завтраком – каким бы Он ни был – Лерос приказал отправляться в путь. И отряд начал свое новое восхождение. Далеко впереди них со скрипом двигалась вверх по дороге вереница грузовых фургонов с фуражом для города. Другой караван, но уже из пустых тележек, более быстро спускался вниз с грохотом. Оказавшийся впереди всех Чарльз Прямой был вынужден взяться за свой меч, прежде чем грубый возчик первой спускавшейся телеги увел свой караван в сторону с дороги, чтобы дать пройти поднимающимся героям.
Этот инцидент еще больше усилил раздражение Лероса, но он не дал волю словам, и отряд продолжил свой поход. Безусловно, они и впрямь не производили уже прежнего впечатления своим видом. Люди были все перепачканы после нескольких дней походной жизни, и за ними практически не было никакого ухода. У него появилось сильное желание остановиться и всыпать палок этому наглому негодяю-возчику, но такое дело только унизило бы весь замысел дальнейшего движения.
Город Торуна пока еще не показался, хотя вершина горы Богов уже была над ними на расстоянии не более километра. Случайно взгляд Жиля упал на огромный инопланетный корабль, сиявший на отдаленном скалистом пьедестале. Но тут же дождь и туман закрыли его, а затем деревья заслонили собой дорогу, по которой взбирались вверх воины.
Два жреца среднего ранга спустились навстречу Леросу, чтобы переговорить с ним. Втроем, тихо беседуя между собой, они пошли впереди восьмерки участников турнира. Восемь бойцов продолжали подъем молча и размеренно. Иногда двое или трое шли рядом и перекидывались несколькими словами. Порой вся группа вытягивалась в колонну и каждый погружался в сосредоточенное молчание. Пара оборванных рабов – все что осталось от царственного окружения – тащили грузы на себе и шли позади всех. Один раб был немой, другой прихрамывал на искалеченной ноге. Образ Торуна, для которого до сих пор сооружалось на каждой лагерной стоянке место поклонения, был оставлен теперь позади. Временно, как объяснил Лерос, пока у них не будет достаточно слуг для постройки более приличного алтаря.