Берсеркер. Сборник. Книги 1-11
Шрифт:
– Кто-нибудь подсчитал потери в человеко-часах полезного труда, которые мы все понесли из-за этого ставящего в тупик знака?
– Соответствующая работа сейчас ведется, – проворчал Министр труда. Он сурово посмотрел на обвиняемого: – Вы признаете, что собственноручно установили данный знак?
– Признаю.
Шут вспомнил, как улыбались пешеходы на переполненном асфальтовом уклоне, как многие даже откровенно хохотали, не заботясь, что их услышат. Ну какое значение могут иметь эти несчастные рабочие часы? С голоду никто на Планете А не умирает.
– Вы признаете, что за всю жизнь не совершили
– Этого я не признаю, – твердо ответил шут. – Я всегда пытался сделать жизнь ярче и веселее.
Но он не лелеял тщетных надежд на снисходительность. Впрочем, он так же не опасался, что его побьют: физическое наказание осужденных запрещалось законом.
– И вы, бросая вызов всей Вселенной, намерены упорствовать в собственном легкомыслии? – Министр философии, мрачно усмехнувшись, вынул изо рта мундштук своей ритуальной трубки. – Жизнь – шутка, верно, но это мрачная шутка. Вы потеряли ощущение реальности. Годами вы тревожите общество, пытаетесь надеть народу розовые очки легкомысленной веселости, вместо того чтобы обратить их взоры к суровым реальностям существования. Найденные у вас при обыске видеозаписи могут принести один лишь вред.
Рука Президента коснулась кубика видеокассеты, лежавшей на столе перед ним. На кассете имелась аккуратная белая этикеточка вещественного доказательства.
Своим обычным голосом, похожим на визг лесопильного агрегата, Президент спросил:
– Вы признаете, что эти записи принадлежат вам? Вы их использовали, пытаясь заставить других людей... предаться веселью?
Шут кивнул. Они могут доказать все, что пожелают. Он отмахнулся от права на полную официальную защиту: он спешил поскорее покончить с судом.
– Да, я записал на эту кассету материалы, тайно извлеченные из библиотек и архивов. Я публично демонстрировал содержимое.
Члены Комитета зашептались. Министр здорового питания, худой, как скелет, но с отвратительно розовым энергичным лицом, поднял руку.
– Поскольку признание данного индивида виновным представляется решенным вопросом, заранее прошу передать осужденного – после вынесения приговора, разумеется, – под мою опеку. Если это возможно. В предыдущих показаниях обвиняемый признал, что первым его актом отклонения от норм поведения стало игнорирование общественных столовых. Я убежден, что мог бы продемонстрировать чудесные результаты воздействия на характер индивида нашей системы диетической дисциплины...
– Отказываюсь! – быстро перебил обвиняемый. Слова, кажется, исходили прямо из сердито заворчавшего желудка.
Президент поспешно встал, заполняя несколько неловкую паузу.
– Если у членов Комитета нет других вопросов... Тогда приступим к голосованию. Признается ли обвиняемый виновным по всем предъявленным позициям?
Шут устало закрыл глаза.
– Виновен, виновен, виновен...
После короткого совещания шепотом с Министром обороны. Президент огласил приговор. В визге лесопильного агрегата прорезалась удовлетворенная нота.
– Отказавшись от освобождения под честно принятые обязательства, осужденный шут будет отдан
Уже несколько десятилетий мощный пылевой шторм сделал контакты Планеты А с остальной Галактикой очень и очень фрагментарными. Сомнительно, что шут действительно внесет положительную лепту в общественное дело. Одиночные маяки хорошо подходили на роль одиночных камер заключения. При этом не ослаблялась планетарная защита от упорно не появлявшегося врага.
– И еще одно, – добавил Президент. – Данная видеокассета будет помещена на мономолекулярную нить на вашей шее. Вы сможете просматривать содержание кассеты в свободное время. Других развлечений у вас не будет.
Президент повернулся к камере тривидения.
– Хочу заверить уважаемую публику, что наложенное наказание не вызывает у нас чувства удовольствия. Тем не менее, наша суровость необходима: в последние годы опасное легкомыслие в отношении суровой реальности распространилось среди определенной части общества. И даже более зрелые граждане тяготеют к непростительной снисходительности касательно подобных настроений.
Довольный удачно проведенным мячом в ворота выскочек-либералов, Президент повернулся к шуту.
– С вами отправится серворобот. Он будет помогать вам и заботиться о вашем физическом благополучии. Заверяю вас, робота вам развеселить не удастся.
Маленьким кораблем управлял робот. Вскоре Планета А исчезла из виду, родное солнце превратилось в яркую звезду. На краю великой пылевой ночи корабль приблизился к станции Зед-45. Миноб решил, что из всех маяков на Дальних Подступах эта станция выделялась особо тоскливым ощущением заброшенности.
В том месте, где предполагался маяк Зед-45, дрейфовал некий металлический объект. Но когда робот и шут сократили дистанцию до объекта, они обнаружили, что это шар диаметром в сорок миль. Вокруг шара плавали большие и мелкие обломки, очевидно, останки маяка Зед-45. Хуже всего, заметив приближение кораблика с роботом и шутом, гигантская сфера двинулась навстречу с поразительной быстротой.
Роботы никогда ничего не забывают, роботы действуют быстро. Узнав в приближающейся гигантской сфере берсеркера, робот попытался послать предупредительный сигнал в центр Миноба. Но передатчик на кораблике оказался в плохом состоянии, пылевые потоки на Дальних Подступах мешали успешной связи. Другими словами, кораблик попал в мертвую хватку силовых полей берсеркера раньше, чем робот смог послать сигнал тревоги.
Шут крепко зажмурился и заткнул уши пальцами.
Если они выслали его в эту даль, чтобы отучить смеяться, то место они выбрали удачное. Он не открывал глаз и ушей, пока сервомашины берсеркера пробивали корпус и вытаскивали его самого наружу. Что они сделали с роботом-охранником, он не знал.
Когда снова стало тихо, и он почувствовал нормальную силу тяжести, нормальный воздух и приятное тепло, он решил, что все-таки лучше открыть глаза и обнаружил, что находится в обширном помещении, сумрачно освещенном, без внешних признаков угрозы.