Беру тебя в мужья

Рид Джоанна

— И правильно. — Эми тяжело поднялась со стула. — Пора спать. В воскресенье поговорю с Эдит, нельзя ли мне немного пожить у нее. Когда этот дом будет продан, конечно. А пока не стану ни о чем думать.

Неожиданно лицо экономки сморщилось, и исстрадавшееся сердце Клодии — в который уже раз? — сжалось от боли.

Каждое воскресенье Эми проводила у своей сестры Эдит в пригороде Сент-Мовис, но они могли выносить друг друга только в небольших количествах. Сестра непрестанно укоряла Эми за то, что та не захотела выйти замуж: дескать,

у всех женщин мужья, дети, а что у тебя, непутевой?

— Думаю, это ненадолго, — добавила Эми дрожащим голосом. — Только пока не подыщу другое жилье.

— О, Эми! — Клодия, пытаясь утешить старую женщину, горячо обняла ее. Как же она ей сочувствовала!

Эми служила у них столько лет, сколько Клодия себя помнила, и всегда была рядом, готовая оказать любую помощь. Но за всю эту доброту и преданность Клодия теперь не могла предложить Эми ничего, кроме своей глубокой признательности.

Признательность. Едва ли она пригодится тому, у кого в перспективе ни дома, ни работы…

— Почему Старина Рон так любит пироги? — допытывалась Рози, прыгая вокруг Клодии: сама девочка любила только мороженое.

В это воскресенье мать и дочь, как всегда, несли два пирога в квартирку над конюшней. А еще бифштекс, почки и яблоки.

— Потому что он знает, что ему полезно.

Клодия улыбнулась, глядя на комочек энергии, мечущийся у ее ног. Девочка была настолько похожа на своего отца — шелковистые черные волосы, большие дымчато-серые глаза, — что даже не верилось: неужели кто-то, знавший Брента Ситона, мог не заметить сходства?

Если бы все сложилось иначе, девочка могла бы расти с папой и с мамой, подумала Клодия и тут же одернула себя: ненужные, недопустимые мысли — прочь, прочь!

В свое время предложение Тони показалось ей не только самым легким, но, можно сказать, и единственным выходом из положения.

Могла ли она знать в тот октябрьский полдень шесть лет назад, какой у него вероломный нрав и что он замыслил, когда увидел беспомощно рыдающую девушку на полутемной лестничной площадке черного хода? Его голос до сих пор звучит в ее ушах:

— Клодия?.. Что случилось?

Будь она не так поглощена собственным горем, то, возможно, задалась бы вопросом: а что, собственно, делает здесь он, почему неслышно крадется по черной лестнице? Удивилась бы, сделала определенные выводы и скорее всего отказалась от того, что в конечном счете привело к сегодняшнему фиаско «Фартингс-Холла».

— Э-э-э… Послушай, что ты так расстраиваешься? Твой отец поправляется, его уже перевели из отделения интенсивной терапии. На следующей неделе он будет дома. Считай, что он выкарабкался. — Неловко пытаясь утешить, Тони положил ей руку на плечо, — Ну что ты? Теперь о нем нужно хорошо заботиться, вот и все.

При этих словах Клодия зарыдала еще горше. Она знала, как будет потрясен отец, узнав о ее беременности. Сердечный приступ, чуть не ставший фатальным, случился неделю тому назад, и врач предупредил: в течение некоторого

времени больному противопоказаны любые волнения.

Ну как она признается, что беременна? Естественно, отец спросит, от кого ребенок. Зная решительный характер и любовь к ней отца, Клодия не сомневалась: он перевернет небо и землю, чтобы отыскать сбежавшего Брента Ситона. Но она-то ни за что на свете не выйдет за него замуж, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Что же делать? Соврать, что это была не любовь, а самый обычный секс? Как она будет выглядеть в глазах отца? И как сказать ему, что она легкомысленно позволила себе увлечься человеком, который хотел совратить его жену?

— Ну успокойся, успокойся… — Тони, казалось, даже растерялся. — Ты же была у Гая сегодня. Ему что, стало хуже? Ты поэтому расстраиваешься? Я всегда готов помочь, если смогу. Клодия, дорогая, ты ведь это знаешь.

И тут она не выдержала. Тони — служащий отца, практически член семьи, всегда предупредительный и вежливый, и все-таки человек посторонний: она его не разочарует, не огорчит, для него новость не будет ударом.

— Я беременна! И не представляю, как сказать об этом папе. Ему же нельзя волноваться!

Повисло молчание.

— Это набедокурил тот парень, которого взяли в помощь Рону? — наконец осторожно спросил Тони. — Я заметил, вы все время были вместе.

Клодия кивнула — спазм в горле мешал ей говорить. В эту минуту она ненавидела себя не меньше, чем Брента: ее обвели вокруг пальца, как последнюю дуру.

Тони опять помедлил, а потом тихо сказал:

— Давай где-нибудь спокойно поговорим. Может, я смогу тебе помочь.

Он пошел вперед, а она, счастливая тем, что кто-то готов разделить ее горе, последовала за ним. Конечно! Не разговаривать же на лестнице! В кухне тоже не поговоришь, хотя сейчас там никого нет — всю прислугу отпустили до вечера. Однако в любой момент могла появиться Хелен.

— Парень слинял пару недель назад или около того, не так ли? — Тони увлек Клодию в розарий, где им никто не мог помешать. — Ты не знаешь, как с ним связаться?

Клодия, сгорбившись, сидела на скамье, комкая в руке носовой платок. Хелен посоветовала говорить всем, что Бренту Ситону, этому типичному бродяге, надоело сидеть на одном месте и он просто ушел неизвестно куда. Лучше, если никто, кроме них, не будет знать, что случилось на самом деле. Менее унизительно. Хелен упорно настаивала на этом.

— Я не хочу его видеть! Никогда!

И Клодию словно прорвало, она выложила Тони абсолютно все. Как Брент посмеялся над ней, сделал из нее настоящую дурочку, использовал и предал. Как сказала Хелен, что она, Клодия, интересует его только в качестве будущей наследницы. Как она в яростном презрении бросила, что ненавидит его. Но и в горестном запале Клодия ни словом не обмолвилась о мачехе и Бренте, поскольку не сомневалась: Хелен будет неприятно, если кто-нибудь узнает об инциденте в спальне.