Бес специального назначения
Шрифт:
— Холодно… — определил я.
— Да? А мне очень даже ничего. Скафандр такой теплый. Должно быть, с подогревом… — С этими словами мой клиент нахлобучил на голову шлем-аквариум. — А так совсем хорошо, — прогудел он из-под шлема, — правда, стекло быстро индевеет.
Мне не оставалось ничего другого, как сунуться опять в тарелку и выудить оттуда пробковый шлем. Греть он не грел, но рожки мои спрятал. Из лишнего рукава скафандра получились отличные портянки — и копыта не мерзнут, и конспирация опять же… Недолюбливаю я средневековое население —
Наша тарелка, воткнувшись в лед, дымила, словно заводская труба. Воняло жутко, черный толстый столб дыма уходил в антрацитовые звездные небеса. Ночь. А когда из Африки вылетали — было ясное солнышко. Вот оно — различие в часовых поясах. Как бы нам не опоздать к очередному сеансу осуществления проекта «Черный легион».
— А вообще-то нам повезло, — сказал Степан Федорович. — Кажется, мы все-таки правильно приземлились. В России. Если точнее — на Руси. Интересно, отсюда далеко до ливонского лагеря? И где мы? Темно… Лед везде… Похоже на свежезалитый стадион.
— Повезло? — переспросил я, прислушиваясь.
— Ага. Даже странно: мне — и повезло! — Степан Федорович хихикнул, но быстро оборвал смешок.
И я его понял. Как-то не до веселья, когда под нос тебе тычет здоровенный и остро отточенный меч невесть когда вынырнувший из мрака верзила. Нас молниеносно взяли в кольцо. Не менее полусотни витязей в остроконечных шлемах, вооруженных длинными четырехугольными щитами, мечами и секирами. Знакомая экипировка! Степан Федорович заперхал и запищал — у него вследствие нервного потрясения отнялась речь. Вроде он пытался сказать:
— Братцы! Мы ж свои — русичи! — Но с трясущихся губ срывалась только совершеннейшая абракадабра:
— Б-б-б-р-р-р… р-р-ру-ру!
— Германские собаки! — басом молвил верзила, медленно поводя острием меча перед нашими напряженными физиономиями. — Вон как лопочут… Должно, лазутчики. А ну, признавайтесь, как сюда пробрались? Молчите, окаянные? Страшно? Эй ты, вражина с огромной башкой, говори!
Меч тюкнул по инопланетному шлему. На плечи Степана Федоровича осыпались мелкие осколки. Он прижал руки к груди:
— Я?! Германец?! Ни… Мама! Гитлер капут!
— Ого-го! — многоголосо насторожились ратники и тут же обратились ко мне: — А ты скажи чего-нибудь!
— Ети твою бабушку в тульский самовар! — выпалил я первое, что пришло мне в голову.
— Свой! — удивился верзила и опустил меч.
ГЛАВА 2
— Князь я новгородский. Зовусь Александром Ярославичем, — поглаживая черную бороду, вещал верзила, — славен ратными подвигами и благочестием… Когда ярл шведский Биргер, желавший новгородские земли огню и мечу предать, пошел на Ладогу, а я с дружиной малою поганого ярла сокрушил. Было то сражение на реке Неве… И повелось с тех пор звать меня
Мы сидели в шатре на косматой медвежьей шкуре, держа на коленях по деревянной тарелке. Ратник подкладывал нам из булькающего на огне котла куски вареного мяса, а медовуху из невысокого бочонка каждый наливал себе в кубок самолично. Даже и в шатре, и близ костра было холодно так. что шлем я имел полное право не снимать. В раздвинутый полог, напуская ночного морозного туманца, то и дело поглядывали любопытные воины, пока князь не гаркнул на них, а ратник-куховар не подкрепил директиву начальства ударом деревянного половника по лбу особо ретивого.
— Шведов я расколотил, но с германцами не так-то просто совладать! Пришли ливонцы, заложили крепость в Копорье, стали грабить и опустошать новгородские земли, избивать купцов. Призвал меня снова на помощь Господин Великий Новгород. И пришел я в Новгород, и тотчас же двинул к Копорью, и взял крепость, и сокрушил ворога, и перевешал изменников, что воевали с немцами против русских! И двинул я на Псков, и взял его… — Князь перевел дыхание.
— Сокрушили ворога, а изменников перевешали? — на секунду отвлекшись от еды, спросил я.
— Истинно так! Вижу я, деяния мои не токмо на земле известны, но и на небе!
— На небе?..
— Там, откуда вы прилетели.
— А… Ага.
— И сейчас мы в ливонских землях, и хочу я покарать собак-германцев за дерзость лютую! Разобью их в пух и прах, чтобы и внукам наказали не совать свой нос в земли русские, сокрушу я ворога, а ежели кто изменит…
— Понятно, — кивнул я. — Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
— Как сказал? — оживился Александр Ярославич. — Ай лепо сказал! Надо запомнить. Ух, поплатятся поганые псы! Ух, отольются им слезы русские! Ух, брызнет кровушка да на белый снег…
— Ага! — припоминал я курс истории Средних веков. — А ливонец будет вопить: «О, зачем я пришел на эти земли! Если выживу, и внукам закажу с русскими не связываться! »
— Так оно и будет? — восхитился князь.
— Так оно и будет!
— А ты почем знаешь?
— Знаю вот…
— Ай лепо! Ай лепо!
Есть приходилось руками, но удовольствия это нисколько не портило. Я вкушал мясо, не забывая время от времени почтительно кивать пробковым шлемом и, приноравливаясь по возможности к местному диалекту, вставлять замечания вроде:
— Ишь ты!.. Смотри-ка! Чаво захотели! А накоси-выкуси?!
Когда еще представится возможность практически на равных побалакать с самым настоящим князем, да еще и с легендарным полководцем! Во какой — степенный, дородный, настоящий богатырь, не чета истеричным хлюпикам Гитлеру и Гиммлеру. А Степану Федоровичу на исторического персонажа было плевать. Он жрал. Истово икал, облизывал пальцы, жмурился и бурчал себе под нос:
— Последний раз тыщу лет тому вперед закусывал…
— Сердце мое радуется, — закончил сольное выступление князь.