Besame mucho, клуша!
Шрифт:
— Ты любишь ее? — с тихой печалью спросила Вера.
— Да. — Крутов виновато улыбнулся.
— Я рада, — солгали губы, окрашенные в сливовый цвет. Десять лет она искала и не находила в себе силы отказаться от эгоистичного желания — видеть любимое лицо.
— Я буду к тебе приезжать как обычно, — торопливо пробормотал Василий, умоляюще глядя на супругу, — и ничего не изменится для тебя в финансовом плане.
— Вася, — одернула Верочка Крутова, — сказано: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть
Неправда, кричало все внутри, в них есть спасение! Этот сын человеческий и есть ее спасение, ее счастье и смысл существования. Разве не поэтому она еще живет? «Проклят человек, иже надеется на человека»? Пусть! Она и так проклята, так какая разница за что. И разве может жена быть проклята за то, что надеется на мужа?
— Я только хочу, чтобы ты ни о чем не волновалась.
— Мне не о ком волноваться, кроме тебя.
— Уговор? — Василий протянул Верочке раскрытую ладонь.
— Уговор, — вложила Вера слабые пальцы с подсиненными кислородным голодом ноготками.
Время, которое шеф транжирил на охоте, Леночка посвятила дедукции, в процессе которой выстроились две более-менее стройные версии.
По одной из них за шефом и его пассией следила Мессалина — Бочарникова, а звонил кто-то другой.
По второй версии Мессалина — Бочарникова действовала в одиночку. Эта версия грела Леночку тем, что искать уже никого было не нужно, нужно только установить, что телефон, с которого звонили в приемную, принадлежит Бочарниковой.
Звонок, поступивший в день Х, программа заархивировала, номер Леночка вычислила, и теперь эти жалкие несколько цифр не давали покоя.
Причина, по которой Леночка лишилась покоя, была банальной: установка системы записи звонков и отключение голосового оповещения была инициативой в чистом виде, а инициативу шеф не приветствовал.
Ладно шеф — отец тоже не приветствовал инициативу, а как без инициативы выяснить, кто толкнул шефа в объятия зеленого змия?
Воспитанная отцом и дядей Васей, Леночка с раннего детства поняла, что голодный мужчина — зверь опасный и есть несколько золотых правил, позволяющих дергать тигра за усы. Нужно вкусно накормить, прежде чем заводить неприятные разговоры.
Леночка последовала собственному правилу: накормила отца и без долгих разговоров всучила номер телефона анонима.
Отец после еды любил подремать, чем и воспользовалась Леночка.
— Папуля, — проворковала дочь полка, — здесь один псих звонит нам в приемную, уже надоел. Установи, пожалуйста, кому принадлежит номер.
— М-м-м, — отозвался отец, и Леночка сунула в слабеющую руку листок.
В голове у Леры наступила великая смута.
Еще недавно у нее не было никаких тайн, и вдруг — целый клубок.
От Галки и от Крашенинникова Лера держала в секрете отношения с Крутовым, от Крутова — пари с Крашенинниковым
Только бы не перепутать, кому и что врала.
Старательно следя за словами, Лера пересказала Галке весь разговор с Крашей, умолчав о встрече с Крутовым. По этой же причине Лера не спросила Галку про «опель» и слежку, хотя язык ну просто чесался спросить.
Зато все остальное прошло без сучка и задоринки, а спонтанное пари, которое заключила Лера с Борисовичем, привело Галку в полный восторг.
— Не ожидала, не ожидала, — смаковала ситуацию Галина, — правду говорят: в тихом омуте…
— Я предпочитаю другую пословицу: что ни делается — все к лучшему, — не согласилась Лера.
— Я думаю, Крутов на тебя клюнет. Ты помнишь? Помнишь, я тебе тогда еще говорила, что он на тебя запал. Так что, Лерка, давай думать, как дальше себя вести. — Галка явно примазывалась к успехам подруги.
Лера в ответ промычала что-то невразумительное — челюсти свело, как от оскомины. Заговоры, тайны — прямо мадридский двор какой-то, честное слово.
Про спор с Борисовичем — у нее язык не повернется сказать о таком Василию, а вот о Галкиной идее фикс сказать придется.
Вообще история выглядела неважно, но из песни слов не выкинешь: каясь в одном, она утаит другое, и еще неизвестно, какая тайна круче — ее уговор с Бочарниковой или пари с Крашенинниковым.
— Девочка моя, держи язык за зубами, — лезла с советами Галина, — и не вздумай ляпнуть про Борисовича. Крутов не дурак, заподозрит что-нибудь и догадается спросить у Краши про акции.
— А о чем можно говорить с Крутовым?
— Издеваешься? О любви, — очертила круг избранных тем подруга.
— Но он же позвал меня, чтобы я все ему объяснила. Тогда между нами установятся… дружеские отношения, — Лера скрестила два пальца за спиной, — и Крашенинников отдаст тогда акции.
Бочарникова была категорически не согласна:
— Ни в коем случае! Говоришь то же, что Крашенинникову: что газета дышит на ладан, что не сегодня завтра банкиры оттяпают «Бланк-информ». Что мы с тобой хотим предотвратить развал объединения. Вообще, уговаривай его поверить в нас и не продавать акции — верняк продаст.
— А если не выйдет?
— Если не выйдет у тебя, выйдет у кого-то другого. Крашенинникову ведь все равно, на чьей груди Василий утешится.
Приступ внезапной и острой ревности ударил в голову Лере.
— Пусть только попробует. — Кулачки сами собой сжались.
— Ого! — Брови у Бочарниковой поползли на лоб. — Вот такая ты мне нравишься гораздо больше. Помни о том, что я тебе сказала, и действуй!
С этим напутствием Лера и отправилась в «Утку».
Когда такси ВИП-класса причалило к ступенькам, на Леру было жалко смотреть — в разгар лета ее бил озноб. Господи, что она делает? Развернуться и уехать?