Бесценный дар
Шрифт:
— И отпевать не хотели, говорят — нехорошо умер…
— А он встал да и пошёл… Все обомлели…
— Выпей за помин, не оставляй, — поощрила соседка, глянув на Астру. — Да пирожок, пирожок скушай. Смотри, бледная какая, худышка, все рёбра видать.
— Вовсе я не худая, — пробормотала уязвлённая Астра. Выдохнула, и выцедила в рот весь стакан. Горло обожгло, водка жидким огнём потекла внутрь, Астра закашлялась, глотая воздух. Моргая заслезившимися глазами, схватила с тарелки кусок пирога и принялась торопливо жевать.
— Блинок возьми, да мёд на тарелочке, смотри, не пробовала ещё, — прогудели
— А она как подскочит, да как крикнет: «Вот она, смерть моя пришла!» Да как побежит, еле догнали…
— На третьи сутки глаза открыл, смотрит — а его хоронить несут. Он эдак приподнялся, да обратно и откинулся. Так и пришлось на погост нести…
Астра отодвинулась от стола и огляделась. Соседки бубнили своё, тема о покойниках была неисчерпаемой. «Таскать вам, не перетаскать» — вспомнила она древнюю присказку, и ей вдруг стало смешно. Всё вокруг оказалось забавным до удивления. Она подняла взгляд на часы с кукушкой.
— А я вот анекдот знаю, — решила она внести свою лепту в разговор. — Про кукушку. Идёт мужик по лесу, слышит — кукушка. Он спрашивает: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить? Она ему: «Ку…» А он: «Что, так ма?..»
Женщины коротко глянули на неё и отвернулись. Астра, хихикая про себя, перевела взгляд на конец стола. Там была пустая табуретка, из тех, на которых раньше был установлен дубовый гроб, и стоял стакан, накрытый куском хлеба. По обеим сторонам пустого табурета чинно сидели самые уважаемые люди, и разговоров там почти не вели. Дуняша, склонившись над столешницей, подкладывала куски пирога в расписную тарелку, а полицейский Фёдор, повернувшись к невидимому за Дуняшей собеседнику, что-то говорил тихим голосом, морща лоб и почёсывая пальцем переносицу.
Дуняша двинулась, неся в руках стопку пустых тарелок. Полицейский Фёдор отвернулся к столу, подбирая с тарелки румяный кусок пирога, а Астра заморгала. На табуретке, до этого пустой, над стаканом, к которому никто не прикасался, сидела бабка Матильда. Она строго глядела перед собой, сложив на столе одна поверх другой сухие ладони. На пальце переливался зелёным огнём камень в серебряном перстне.
— Бабушка, — пролепетала Астра, чувствуя, как съеденный только что блин поднимается вверх и застревает колом в горле.
— Кольцо-то куда дела? — ясным голосом сказала бабка, глядя перед собой. Сидящий рядом Федька укоризненно покачал головой, доедая кусок пирога. Дуняша поддакнула:
— Намедни картошку чистила, да там и оставила.
Астра глянула на свои руки. На указательном пальце краснел свежий порез от ножа. Ладони были тёмные от картофельного сока, и кожа на пальцах угрожающе шелушилась. От былого маникюра остались жалкие воспоминания.
— Бабушка, я сейчас, — пробормотала Астра, чувствуя неотложную необходимость в свежем воздухе. Она поднялась со стула, и, запинаясь о сидящих и оттаптывая им ноги, бросилась к выходу. Выбежала в сени и нагнулась над тазиком с картофельными очистками. Её стошнило прямо туда, и Астра, ухватившись за косяк,
— Что они кладут в свои пироги, — сказала сипло, отворачиваясь от таза. — Это не щавель, а отрава какая-то. Что же меня так выворачивает? Нет, это не может быть Лёвик. Точно не он. После него прошёл уже почти месяц… Нет, только не это. Ну, Фома, если это ты мне подгадил, найду и убью.
Она нагнулась, чтобы отряхнуть запачканные коленки, и увидела кольцо. Оно лежало на табуретке рядом с тазом. Астра протянула руку, осторожно взяла перстень за ободок, и поглядела на него. Тускло блеснул зелёный камень, когда она надевала перстень на палец, холодный металл плотно охватил кожу, а её опять стало тошнить.
Глава 19
— Садитесь. Руки вот так, на скатерть положите. — Гадалка улыбалась. Клиентка, полная женщина, с прозрачным платочком на выжженных белой краской волосах, заёрзала, устраивая пышный зад на стуле. Положила пухлые ладони на стол.
— Мне сказали, вы можете сглаз снять, — пробормотала она, глядя, как гадалка раскладывает по скатерти засушенных ящериц. Скатерть плотного голубого атласа была покрыта бутонами роз, вышитыми чёрной шёлковой нитью.
Ящерки стали кружком. В середину круга опустился большой мохнатый паук. Его блестящие мёртвые глаза глянули на женщину, и та в испуге выпрямилась на стуле.
— Сглаз, — ровно ответила гадалка, поправляя маленький светильничек с зеркальным отражателем так, чтобы свет падал на паука. — Всего лишь эманации отягощённого отрицательной энергией разума. Человек, пребывающий в равновесии, не принимает на себя чужой энергии отрицания. Что вывело вас из равновесия?
Ящерки стояли неподвижно, вывернув сухие лапки, выстроившись замкнутым кругом, где каждая упиралась носом в хвост соседке. Выпуклые глаза паука блестели, на суставчатых ногах переливались цветным огнём остренькие ворсинки. Женщина отвела взгляд от паучьих глаз:
— Вывело, ещё бы не вывести! Вот-вот уволят! Ни прибыли, ни клиентов, что ни сделаю, всё из рук вон…
— С чего это началось?
— Да с девки, чтоб ей ни дна, ни покрышки! Я её как увидела, сразу подумала — нехороший клиент. От таких одна досада. И ведь как в воду глядела!
— Девушка, говорите?
— Да, в ночь пришла, когда все приличные посетители по домам идут. Я ещё смотрю, у неё куртка порвана, под глазом синяк. А мы никого не выгоняем, всех обслуживаем, как положено. Нам план надо отрабатывать, а не на лица смотреть.
— Глядите пауку в глаза, — строго сказала гадалка. — Не отводите взгляд. Он примет сглаз на себя. Говорите чётко, и ничего не пропускайте. Опишите мне всё, что вы видели.
Гадалка дождалась, пока за клиенткой закроется дверь. Поднялась с места, осторожно взяв паука за мохнатую лапку. Сверкнули радужные глаза. Она отошла к стене, положила руку на декоративную панель, обозначенную знаком солнцеворота. Панель откинулась, образовав маленький столик. Открылась ниша с портативным коммуникатором. Гадалка потянула за паучье брюшко. Брюшко вынулось из тулова, блеснули усики контактов.