Беседы об архивах

Чудакова Мариэтта Омаровна

На верхней части переплета

Следы утраченного герба...

Вот беловая рукопись известной статьи ученого. Но на оборотных сторонах листов еще какой-то текст, жирно перечеркнутый автором и потому не задерживающий на себе непрофессиональное внимание. Для архивиста же зачеркнутое не "погашено", а вглядевшись, он увидит, что известная статья написана на чистых сторонах другой - бумаги не хватало, - ранней, и, как выяснится, до сих пор неизвестной. А на обороте листка с автографом стихотворения он увидит текст полученной поэтом телеграммы, установит ее отправителя и обозначит на обложке - кем послана, кому и когда. Ребенок нацарапал фразу в тетради отца, сидя у него на коленях, - и архивист обязан отметить: "На листе

таком-то вписано рукою такого-то..." Смешная скрупулезность? Но без нее каждый исследователь будет проходить заново раз пройденный путь, будут множиться ошибки атрибуций, датировки и проч. ...Еще приказные люди допетровской Руси - подъячие, или повытчики, составляя описи документов, хранившихся в приказном архиве, указывали: "вершено" (окончено) или "не вершено" дело, чьи подписи и пометы имеются на документе, подробно описывали его внешний вид: "о середке пригорело в 4-х строках, печати ростопилися", "с одного боку подрана и от воску немного пообвощала". И сегодняшний архивист, чем "старше" рукопись, которую он описывает, тем с большим тщанием отметит эти же ее черты.

...А описание фотографий! Это напряженное, долгое вглядывание в глаза, нос, брови давно умерших, неведомых ему людей - в тщетной попытке отождествить юношу с лихими усиками и девичьим подбородком - п зрелого мужа с отяжелевшим лицом... Надписывайте фотографии, сдавая их в архивы!

И опять нельзя не вспомнить о генеалогии и сопутствующих ей дисциплинах. Похож - непохож - это суждение целиком субъективное, хотя очень часто архивисту и приходится им довольствоваться. Но если на фотографии или портрете человек в мундире - здесь уже вступают в свои права критерии объективные и нередко опровергающие или легенду, твердо державшуюся в памяти владельцев портрета, или личную убежденность исследователя.

Человек, владеющий этими критериями, уже не смотрит в первую очередь на нос или брови, он смотрит на "мундиров выпушки, погончики, петлички", он говорит - на этом портрете генерал-лейтенант свиты его величества, причем по аксельбанту можно увидеть, каким именно императором пожалован он в свиту. А коли предполагаемое лицо никогда в этом чине не бывало, то и вглядываться в глаза его или брови не приходится!

Вы показываете такому человеку портрет, который связываете, например, с кем-то, умершим в 1828 году, а он глядит не на лицо его, а на пуговицы, и поясняет, что пуговицы с орлом введены были позднее.

Но вот архив наконец разобран, вся огромная справочная, текстологическая и прочая работа произведена, ее перипетии уже забыты самими архивистами, а результаты вынесены на обложку - все рукописи опознаны, все получили наименование... Теперь они должны быть выстроены в определенном порядке, архив должен получить (или скорее выявить) свою структуру, в основе которой большие группы материалов: творческие рукописи, биографические документы, служебные бумаги, воспоминания, переписка, фотографии, материалы разных лиц, присланные фондообразователю в деловых каких-то целях или подаренные ему и т. п. В разных фондах на первый план выдвигаются разные материалы.

Иногда самое интересное, что есть в архиве, - это воспоминания, написанные самим фондообразователем или членами его семьи, иногда же наиболее ценной и обширной его частью является переписка. Лицу, ничем особенно не замечательному, но известному в широких общественных кругах или, например, занимавшемуся в какой-то момент своей жизни издательской деятельностью, могли писать наиболее выдающиеся люди его времени, и тогда все остальные материалы архива - биографические, служебные и прочие документы служат главным образом справочным, вспомогательным материалом для публикаций этой переписки.

Представление о соотносительной ценности разных частей архива нередко оказывается различным у его владельца (а чаще - владелицы) и у сотрудников архивохранилища. Так,

в фондах среднего или даже хорошего литератора его собственные творческие рукописи могут оказаться наименее интересной частью (если только среди них нет рукописей еще неопубликованных вещей), зато большой историко-общественный материал даст переписка или уцелевшие дневники; наследники же его, как показывает опыт, никогда не согласятся с этим взглядом. Они сохраняют собственный масштаб ценностей, привыкнув за многие годы более всего почитать тот ежедневно наблюдаемый ими, нередко изнурительный труд, в процессе которого и рождались эти рукописи. И этот личный их масштаб ценностей невозможно не уважать, и не надо ожидать от людей, передающих государственному хранилищу архив близкого человека, той меры научного беспристрастия, которую обязан проявить архивист.

Иное дело - творческие рукописи большого писателя. Даже если все произведения его счастливым образом оказались опубликованы при жизни, все равно его рукописи остаются ценнейшей частью его архива и будут постоянно пополнять научное знание о литературе.

Как все меняется! Что было раньше птицей,

Теперь лежит написанной страницей.

Н. Заболоцкий

РУКОПИСИ

ГОВОРЯТ

– Понятно, когда найдена рукопись неизвестного до сих пор произведения... Но если это стихи или рассказы, которые уже десятки и даже сотни раз переиздавались!

Так ли необходима рукопись, когда есть печатный текст и хорошо выверенный?

– В том и дело, что для архивиста, как и вообще для человека, имеющего дело с рукописными источниками, никакая книга не несет на себе отпечатка законченности. Можно, пожалуй, сказать, что чувство благоговения перед печатным словом у архивистов сильно понижено. Они знают, что любой печатный текст текуч, а незыблем тот единственный подлинник, с которого делаются все печатные издания. Они знают также, что любое полное собрание сочинений, которого с нетерпением ожидают подписчики, становится неполным уже в момент выхода - находятся новые письма, новые редакции известных произведений, новые архивные сведения об обстоятельствах их создания и печатания...

Поговорим подробнее о творческих рукописях.

Начнем с того, что авторская рукопись - это единственное абсолютно бесспорное доказательство принадлежности произведения данному писателю.

Мы нередко читаем об отысканных в старых журналах и газетах неизвестных до сей поры, никогда не переиздававшихся рассказах или статьях известных писателей - вовсе не подписанных ими или подписанных псевдонимами. Современная отечественная наука располагает довольно хорошо разработанными методами атрибутирования - установления авторства. Так, в последние годы группа научных работников, готовящая академическое тридцатитомное Собрание сочинений А. Чехова, осуществляла сплошной просмотр периодики 1880-х годов и обнаружила немало неизвестных прежде текстов писателя. Но даже самая добросовестная, учитывающая множество историко-литературных фактов и соответствий атрибуция остается лишь более или менее убедительной гипотезой. А если бы была найдена рукопись - характерный почерк А. Чехова восьмидесятых годов не оставил бы никаких сомнений.

В Собрание сочинений Н. Добролюбова в 1937 году включена была статья "Сведения о жизни и смерти царевича Алексея Петровича", напечатанная в 1860 году в "Современнике" за подписью "П". Комментатор подробно объяснял, насколько ярко выразились в этой статье взгляды автора, и отмечал "курьезную ошибку" "Русского биографического словаря", где "статья... приписана Пекарскому, тогда как это есть работа Добролюбова". Между тем П. Пекарский и был автором этой работы (и в последнем Собрании сочинений Н. Добролюбова ее нет), а Н. Добролюбов разве что редактировал ее: в Рукописном отделе Публичной библиотеки в Ленинграде в фонде П. Пекарского хранится черновой автограф основной части этого сочинения...