Беседы

Эпиктет

Коему вверены рати, на ком такие заботы 438

который должен смотреть за всеми остальными, за женатыми, за породившими детей, кто обращается со своей женой хорошо, кто дурно, кто ссорится, какой дом в спокойствии, какой нет, как врач, обходя всех и щупая пульс? «У тебя лихорадка. – У тебя головная боль. – У тебя подагра. – Ты воздержись от еды. – Ты ешь. – Ты не мойся. – Тебе нужно сделать разрезание. – Тебе нужно сделать прижигание». Где тут досуг у связанного обязанностями профанов? Разве не должен он достать плащонки детям? Ну а отправить их к школьному учителю с дощечками, грифельками, да еще коечку устроить? Не могут ведь они сразу из чрева быть киниками. А иначе лучше было бы бросить их при рождении, чем вот так убивать. Смотри, до какого места низводим мы киника, как лишаем его царской власти. – Да, но Кратет женился. – Ты говоришь мне об обстоятельстве, получившемся вследствие любви, и женой приводишь в пример – второго Кратета. А мы рассматриваем вопрос о браках обычных и не связанных с обстоятельствами, и, рассматривая вопрос так, не находим, что при данном положении это дело должно быть для киника как имеющее главное значение. – Так как же он еще, – говорит тот, – будет содействовать сохранению общества? – Ради бога, а больше ли благодеяний оказывают людям те, кто вводит взамен себя два-три порочных рыла, или те, кто смотрит за всеми по возможности людьми, что они делают, как ведут жизнь, о чем заботятся, о чем не заботятся вопреки подобающему? Да разве

фиванцам больше принесли пользы все те, кто оставил им после себя детей, чем Эпаминонд 439 , умерший бездетным? Да разве больше, чем Гомер, сделал для общества Приам, народивший пятьдесят нечистей, или Данай, или Эол? И вот военачальствование или сочинительство удержит кого-то от брака или деторождения, и не будут считать, что он никчемностью возместил бездетность, а разве царская власть киника не будет достойным возмещением? Неужели мы не сознаем его величие и не представляем себе по достоинству своеобразие Диогена, но имеем в виду этих нынешних, этих «у стола сторожащих» 440 , которые ни в чем не подражают тем, разве только в том, что становятся пердунами, а больше ни в чем? А то ведь у нас не возникали бы эти вопросы, и мы не удивлялись бы тому, что он не должен жениться или рождать детей. Человек, он родитель всех людей, мужчины – его сыновья, женщины – его дочери: он обращается так ко всем, так он печется обо всех. Или ты думаешь, что он по назойливости бранится с встречными? Он делает это как отец, как брат и как служитель общего отца, Зевса.

438

Илиада, 11, 25.

439

Эпаминонд (ок. 418 – 362 гг. до н. э.)- вождь фиванской демократии, выдающийся государственный деятель, полководец, образованнейший человек, высшей задачей жизни которого было служение отечеству, в чем он и преуспел.

440

Илиада, XXII, 69 (о собаках). Название «киник» ( – «собачий») производят или от «Киносарг» («Белая собака» – холм с гимнасием, посвященным Гераклу, в Афинах), где учил основатель кинической школы Антисфен (см. примеч. 3 к I, 17), или от слова («собака»). Уже Диоген, ученик Антисфена, называл себя «собакой» (см.: Диог. Л., VI, 33 и 60). Аристотель (Метафизика, 1043b 24) называет последователей Антисфена «антисфеновцами», а в «Реторике» (1411а 24) обозначает Диогена не по имени, а просто словом «Собака».

Если тебе угодно, спроси меня и о том, должен ли он участвовать в государственных делах. Дурень, ты ищешь государственных дел важнее тех, которыми занимается он? Выступит ли перед афинянами с обсуждением доходов или поступлений тот, кто должен рассуждать со всеми людьми, равно как с афинянами, так и с коринфянами, так и с римлянами, не о поступлениях и не о доходах, и не о мире или войне, но о счастье и злосчастье, о благополучии и неблагополучии, о рабстве и свободе? Человек занимается такими важными государственными делами, и ты спрашиваешь меня, должен ли он участвовать в государственных делах? Спроси меня и о том, должен ли он занимать должности. Я опять скажу тебе: «Глупец, какую должность ищешь ты важнее той, которую занимает он?»

Однако нужно, чтобы у такого и тело было определенным. Право же, если является чахоточный, тощий и бледный, его свидетельство уже не имеет той значимости. Ведь он должен не только проявлением качеств души представлять профанам, что возможно быть добродетельным человеком без всего того, чем они дорожат, но и телом выказывать, что простая и неприхотливая жизнь под открытым небом и ни тело не влияет пагубно: «Вот и тому свидетель я и тело мое» Как Диоген делал. Он ведь ходил блещущий здоровьем, и само его тело обращало на себя внимание толпы. А киник, вызывающий жалость, кажется попрошайкой: все отворачиваются от него, все оскорбляют его. Не должен он и грязным появляться, чтобы и этим не отпугивать людей, но сам запыленный вид его должен быть чистым и привлекательным.

Должен киник обладать также большой природной приятностью и находчивостью (иначе получается сопля, и больше ничего), чтобы уметь сразу и впопад отвечать на все нападки. Как Диоген в ответ сказавшему: «Это ты тот Диоген, который не верит в существование богов?» – «И как это, – возразил, – считаю я, что ты ненавистен богам?» 441 Или вот, когда Александр 442 застал его спящим и сказал:

В сне всю ночь проводить нельзя советному мужу 443 ,

441

См.: Диог. Л., VI, 42. Ср.: Аристофан, Всадники, 32 – 34.

442

Македонский. Этот же рассказ (§ 92) см. у Теона, «Подготовительные упражнения», 5 (Rhetores Graeci, ed. L. Spengel. Leipzig. 1853- 1856, vol. II, p. 98).

443

Илиада, 11, 24.

еще сонный он ответил ему:

Коему вверены рати, на ком такие заботы 444 .

А прежде всего его верховная часть души должна быть чище солнца. Иначе он неизбежно должен быть плутом и мошенником, поскольку сам одержимый каким-нибудь злом – будет порицать других. Смотри ведь, какова она. Царям этим и тиранам телохранители и оружие дают власть порицать кого-то и даже возможность наказывать ошибающихся, даже если сами они порочны, а кинику, вместо оружия и телохранителей, совесть предоставляет эту власть. Когда он видит, что провел ночи в усиленных трудах ради людей, что заснул чистым, а пробудился от сна еще чище, что все помыслы его это помыслы друга богам, служителя, соправителя Зевса, что во всем руководствуется этим:

444

Tам же, 25.

Веди ж меня, о Зевс, и ты, Судьба моя 445

и: «Если так угодно богам, пусть так будет» 446 , то почему бы ему не иметь смелость говорить с прямотой своим братьям, детям, словом, родственникам? Поэтому это и не назойливый и не любопытный, у кого такое отношение. Он ведь не относительно чужого любопытствует, когда смотрит за человеческими делами, но относительно своего. Иначе называй и военачальника любопытным, когда он смотрит за воинами, проверяет их, оберегает, наказывает нарушителей порядка. А если, прибрав за пазуху лепешечку, ты порицаешь других, я скажу тебе: «Не лучше ли тебе забраться в угол и сожрать вон то, что ты украл? А что тебе до чужого? Да кто ты такой? Бык ли ты? Или царица пчел? 447 Покажи мне опознавательные знаки верховной власти, какие у нее есть от природы. А если ты трутень, притязающий на царскую власть над пчелами, не думаешь ли ты, что и тебя твои сограждане изгонят, как пчелы – трутней?»

445

См. примеч. 13 к II, 23.

446

См.

примеч. 6 к I, 4.

447

Бык – как предводитель стада. …царица пчел… – так по-гречески называется пчелиная матка.

Ну а выдержкой киник должен обладать такой, что он должен казаться толпе бесчувственным, камнем: никто самого его не бранит, никто не ударяет, никто не оскорбляет, а бренное тело свое он сам предоставил всякому желающему обращаться с ним как угодно. Он ведь памятует о том, что то, что слабее, неизбежно должно быть побеждаемо тем, что сильнее, там где оно слабее, а одно бренное тело слабее многих вместе, обладающее меньшей силой – обладающих большей силой. Следовательно, он никогда не вступает в ту борьбу, где он может быть побежден, но сразу же отступает от всего чужого, не притязает ни на что рабское. А где свобода воли и пользование представлениями, там ты увидишь, сколько у него глаз, так что скажешь, что Аргус был слепым по сравнению с ним. Разве где-нибудь согласие опрометчивое, разве где-нибудь влечение неразумное, разве где-нибудь стремление, терпящее неуспех, разве где-нибудь избегание, терпящее неудачу, разве где-нибудь намерение, не достигающее своей цели, разве где-нибудь жалоба, разве где-нибудь унижение или зависть? Вот здесь большое внимание и усилие, а что касается всего остального, он храпит себе, лежа на спине: совершенный мирный покой. Разбойника по отношению к свободе воли не бывает, тирана не бывает. А по отношению к бренному телу? Да. И по отношению к бренному имуществу? Да. И по отношению к должностям и по отношению к почестям. Так какое же ему дело до всего этого? Поэтому, когда кто-нибудь запугивает его посредством всего чого, он говорит ему: «Иди ищи детей. Это им страшны маски, а я знаю, что они глиняные и изнутри у них ничего нет».

Вот такое дело обдумываешь ты. Так что если ты решаешь взяться за него, то, ради бога, отложи его до другого времени и посмотри прежде всего на подготовленность у себя. Посмотри ведь, что и Гектор говорит Андромахе: «Иди, – говорит он, – лучше домой и занимайся тканьем 448 ,

а воина – мужей будет делом,

Всех, а моим – наиболе» 449 .

Вот так он и свою подготовленность сознавал и ее несостоятельность.

448

См.: Илиада, VI, 490 – 492.

449

Там же, 492 – 493.

23. Против тех, кто выступает с чтениями и ведением бесед для показа

Сначала скажи себе, кем ты хочешь быть, и вот тогда делай что делаешь. Мы ведь видим, что так происходит и на всех почти остальных поприщах. На поприще атлетов сначала решают, кем хотят быть, и вот тогда делают все что следует из этого: если бегуном на длинное расстояние, то – такое-то питание, такая-то прогулка, такое-то растирание тела, такое-то упражнение; если бегуном на короткое расстояние, то все это – иное; если пятиборцем, то – еще более иное. Ты найдешь, что так происходит и в искусствах. Если ты решаешь быть плотником, то будешь делать такое-то, если кузнецом, то такое-то. Ведь если то или иное, делаемое нами, мы не будем относить ни к какой цели, то мы будем делать необдуманно, а если будем относить не к той цели, к которой следует, то будем делать неверно. Кроме того, одно отнесение к цели есть отнесение к цели общей, а другое – к частной. Прежде всего – чтобы как человек. В этом что заключается? Не как баран, даже если кротко, или зловредно, как зверь 450 . А отнесение к цели частной касается занятия и свободы воли каждого. Кифаред – как кифаред, плотник – как плотник, философ – как философ, оратор – как оратор. Так вот, когда ты говоришь: «Идите сюда и послушайте мое чтение, с которым я выступлю перед вами», рассмотри сначала, чтобы не необдуманно это делать. Затем, если найдешь, что относишь это к какой-то цели, рассмотри, к той ли, к которой следует. Пользу ли ты хочешь принести или получить похвалу? Тотчас слышишь, как он говорит: «А мне в похвале от толпы какой смысл?» И прекрасно говорит. В самом деле, в ней нет никакого смысла ни музыканту, как таковому, ни геометру. Значит, ты хочешь принести пользу? В чем? Скажи и нам, чтобы и мы тоже бежали к тебе твоими слушателями. Ну а может ли кто-нибудь принести пользу другим, если сам не получил пользу? Нет. Не может ведь этого ни в плотничном искусстве не-плотник, ни в сапожном искусстве не-сапожник.

450

Текст испорчен.

Так, значит, ты хочешь узнать, получил ли ты пользу? Подавай свои мнения, философ. Каково назначение стремления? Не терпеть неуспеха. Каково назначение избегания? Не терпеть неудачи. Ну а исполняем ли мы их назначение? Скажи мне правду. А если солжешь, я скажу тебе: «Недавно, когда твои собравшиеся слушатели были холоднее и не издавали криков одобрения тебе, ты ушел униженный. Недавно, когда тебя похвалили, ты расхаживал и говорил всем: „Как я тебе показался?" – „Изумительно, господин, клянусь тебе моим спасением!" – „А как я прочел то место?" – „Какое именно?" – „Где я описал Пана и нимф". – „Превосходно!"» И после этого ты говоришь мне, что в стремлении и избегании ты пребываешь в соответствии с природой? Иди уверяй другого. А такого-то недавно ты не хвалил, вопреки своему представлению о нем? А такому-то не льстил, сенатору? Хотел бы ты, чтобы твои дети были такими? – «Ни в коем случае!» – Так ради чего же ты хвалил и чтил его? – «Он одаренный юноша и способный слушать рассуждения». – Откуда это? – «Он восхищается мной». – Ты привел доказательство. И после этого как, по-твоему, эти же самые люди не презирают тебя втайне? Так вот, когда человек, сам сознающий, что и не достиг никакого блага и не помышляет об этом, услышит от философа: «Талантливый, простой, неиспорченный», что иное, по твоему, думает он, как не: «Этот какую-то, конечно, во мне нужду имеет?» Или скажи мне, какое показал он дело талантливого? Вот, он столько времени с тобой, слушает твои беседы, слушает твои чтения. Стал ни он сдержанным, обратил ли свое внимание на самого себя? Осознал ли, в каком зле пребывает? Отбросил ли прочь мнимое знание? Ищет ли того, кто будет учить его? – «Ищет», – говорит. Того, кто будет учить, какой жизнью следует жить? Нет, глупец, но – каким слогом следует излагать. За это ведь он и восхищается тобой. Послушай его, что он говорит: «Этот человек пишет с чрезвычайно величайшим искусством, гораздо лучше Диона» 451 . Это совсем другое. Разве он говорит: «Этот человек совестливый, он честный, он невозмутимый»? А если бы и говорил, я сказал бы ему: «Поскольку он честный, это „честный" что значит?» И если бы он не мог сказать, я добавил бы: «Сначала постигни то, о чем ты говоришь, и вот тогда говори».

451

Может быть, имеется в виду Дион из Прусы (в Вифинии, области Малой Азии), знаменитый оратор, философ и общественный деятель (ок. 40 – после 112 гг. н. э., современник Эпиктета), прозванный за свое красноречие «Хрисостом» («Златоуст»). Прибыв в Рим уже известным оратором, Дион стал заниматься философией, был учеником стоика Мусония Руфа, учителя Эпиктета (до этого Дион был противником философии, выступал с речью «Против философов» и с речью «Против Мусония Руфа», – эти его речи не сохранились). При Домициане он был изгнан из Рима, а в изгнании стал вести кинический образ жизни, подражая Диогену Кинику. После смерти Домициана (96 г.) вернулся из изгнания, был близок с Нервой и Траяном.