Беседы
Шрифт:
Исламисты в Пакистане очень шумные, все насилие от них, но на выборах они больше 10 % никогда не получали, поэтому с ними можно не считаться.
С одной стороны, если партия Беназир Бхутто пойдет на сделку с Мушаррафом, она очень много потеряет в глазах народа. С другой стороны, если объединение, о котором я сказал, состоится и будет инициирована процедура импичмента, то тут все зависит от армии. Генералы и офицеры пакистанской армии — это преимущественно пенджабцы. Поддержит ли армия правительство, которое будет выступать против пенджабца Мушаррафа? Это сложная ситуация со многими неизвестными.
В.Л. Гинзбург — Ток без потерь
Награждение Нобелевской премией — это всякий раз величайшее событие в жизни ученого, но не только. Отсвет нобелевской славы всегда осеняет и родину лауреата, являясь, по мнению нобелевского лауреата академика Виталия Лазаревича Гинзбурга, некоторым показателем уровня развития науки в данной стране. В беседе с главным редактором «ЭС» Александром Агеевым академик Виталий Гинзбург делится своим мнением о проблемах более чем глобальных…
— Виталий Лазаревич, можете ли Вы, как величайший физик, оценить влияние космических исследований на развитие физики? Сделал ли прорыв в космос физику Вселенной более понятной и доступной?
— По-моему, право называться величайшими физиками за всю историю цивилизации заслужили не более трех человек.
— Кто именно?
— Во-первых, Архимед, но и это под вопросом — все-таки трудно оценить то, что было тысячи лет назад. Но две остальные кандидатуры не вызывают сомнений: Ньютон и Эйнштейн. Это первая категория, вторая категория — великие физики, например Галилей, Макс Планк, Нильс Бор. Их было довольно много. А потом идут просто крупные и выдающиеся ученые, например Ландау. Он был замечательным физиком, я считаю его своим учителем.
— Есть даже теория Гинзбурга — Ландау.
— Да, это лучшая моя работа. Ландау был очень крупной фигурой, но слово «великий» я бы к нему не применял. У самого Ландау была очень интересная классификация — он классифицировал все, что придется, в частности женщин. Так вот, физиков он классифицировал в зависимости от достижений и себя относил ко второму разряду. Это, может быть, нескромно, но я отношу себя к третьему разряду и рассматриваю как квалифицированного физика. Наука — не спорт, здесь не так важно, кто какую медаль получил. Квалифицированный ученый, даже не имеющий очень важных достижений, может оставить после себя нечто, без чего наука не может двигаться дальше. В общем, это тривиальные вещи. Поверьте, я не страдаю манией величия, но должен сказать, что даже ученых моего ранга у нас не так много.
Теперь я отвечу на вторую часть вопроса. Прорыв в космос внес очень крупный вклад в развитие физики, поскольку позволил отправить за пределы атмосферы спутники с научными целями. Это дало возможность получить очень хорошие результаты. Еще в 1980-е гг. академик Кардашов предложил чрезвычайно интересный проект: спутник для интерферометрических исследований. К сожалению, он так и не был запущен.
В № 7 за 2007 г. газеты «Поиск» опубликована моя статья под названием «Сами виноваты. Почему Россия мало получает Нобелевских премий?». Так сказать, публика часто недовольна — мол, не дают. Вот, пожалуйста, пример: академик Кардашов. Если бы его проект был реализован, он обязательно получил бы Нобелевскую премию.
— В 1960-е гг. в СССР физика и физики были очень популярны. Сегодня интерес значительно уменьшился. В чем, по-Вашему, причина?
— В то время интерес к физике был связан главным образом с атомным оружием. Если бы не стремление иметь атомную и водородную бомбу, я не знаю, что было бы с нашей наукой. Я тоже
— Какова роль Берии в нашей истории?
— Я не был с ним знаком. Он, конечно, был негодяй, но очень эффективный организатор. Не думаю, что Берия был хуже, чем многие его коллеги. Известно, что все они подписывали расстрельные списки.
Думаю, никто не будет отрицать, что мировая наука добилась выдающихся успехов, и на первом месте здесь не физика, а все-таки биология и генетика. Там получены такие результаты, что голова кружится.
Мой учитель Игорь Евгеньевич Тамм очень интересовался генетикой и ратовал за ее развитие. А когда Курчатов создавал свой институт — «Курчатник», он под своим крылом, так сказать, пригрел и генетиков. Сейчас из этого отдела вырос крупный академический институт. Так что физики тоже внесли свой вклад в развитие генетики.
— А могут ли достижения биологии и генетики использоваться в военной сфере?
— Конечно, могут, но я надеюсь, что этого не произойдет. Не исключаю, что где-то кто-то этим занимается.
— Какие новые отрасли в физике получат развитие в ближайшие десять лет и в долгосрочной перспективе?
— Физика сегодня бурно развивается, хотя некоторые ее разделы, в частности физика высоких энергий, в известном смысле пребывают в застое. Это связано с тем, что нет больших ускорителей. Есть большой андронный коллайдер, который находится в ЦЕРНе и должен заработать уже в этом году. Он строится, наверное, уже лет десять, это очень мощная машина, тоннель длиной 28 км.
Еще одно очень важное направление физики изучает конденсивное состояние металла, жидкости. В этой области наметился большой прогресс. Пусть физика в каком-то смысле уступила первое место биологии, ну что ж, и второе место не такое плохое. Да и вообще, все это очень условно — первое, второе. Другое дело, что у нас в стране есть проблемы с развитием фундаментальной науки, но это уже другой вопрос.
— Что же будет в ближайшие десять лет?
— Я интересуюсь главным образом фундаментальной наукой, а здесь уверенно предсказать ничего нельзя. Сейчас все увлекаются нанотехнологиями. А я 60 лет занимаюсь сверхпроводимостью и Нобелевскую премию за это получил. Я не считаю, что Нобелевская премия — это что-то особенное, но все-таки — некий показатель. Так вот, у нас нет ни одной хорошей лаборатории, которая занималась бы сверхпроводимостью. Два года назад я написал Президенту письмо, в котором обрисовал ситуацию и попросил создать такую лабораторию. У нас есть квалифицированные специалисты, есть возможности, а денег нет. Нужно всего 30 млн долл.! Американцы тратят в десять раз больше на разработку менее актуальных проблем. Не знаю, получил ли Путин мое письмо.
— Но ответа не было?
— Нет, прямого ответа не последовало, но министр Фурсенко в курсе дела. Мы с ним говорили по телефону, и он к моей идее отнесся хорошо. Я ему тогда сказал: «Дайте полмиллиарда рублей. Мы получили 70 млн и ничего не можем на них сделать». Сейчас с согласия президента РАН я написал второе письмо Путину.
Поймите, мне 91 год, и я болен, я же не для себя стараюсь. Так хочется, чтобы в Академии наук была первоклассная лаборатория!
— В чем причина такого отношения властей к нуждам науки?