Бешеные деньги

Наконец-то, уже сегодня к вечеру они будут купаться в море. Самом синем Черном море! Чемоданы Оля собрала еще с вечера.

Ох, купальник-то положить забыла! Но вставать не хотелось – Сашка, казалось, спал так сладко. Оля потянулась и взяла с тумбочки часы. Ого! Уже скоро десять. Через два с половиной часа выходить. Так что хватит лениться.

Она решила ради праздника встать первой, так и быть… Она начала потихоньку выползать из широкой супружеской постели, и когда ей это почти удалось, цепкая рука мужа в последний

– Ты куда? – с напускной строгостью спросил совсем почему-то не сонный Саша.

– Купальник забыла положить, – отбивалась Оля. – Сашка, ну некогда, на самолет опоздаем!

– Не опоздаем, – он притянул ее к себе, пытаясь найти губы.

– Ну, Саш! – она отбивалась скорее для виду, медленно сдавая позиции. Ну, не улетит же без них самолет, в конце-то концов?

Целую Олю, такую теплую и сонную, Саша рукой нащупал выключатель телека: сейчас как раз время новостей, – они интиму не помеха, наверняка покажут что-нибудь интересное, например, заседание Верховного Совета. Пусть Олькины вопли нарушат скучные рассуждения государственных мужей о перераспределении собственности, приватизации и прочей хрени.

Что за черт! Показывали «Лебединое озеро». Он переключил программу. Опять «Лебединое»! Отрываясь от Оли, он щелкнул снова. Лебеди! Еще раз. Лебеди!

– Саш, ты чего? – нетерпеливо теребила его Оля.

– Подожди, Оль, – он лихорадочно перескакивал с программы на программу. Везде были только они – лебеди!

Резко зазвонил телефон – Саша схватил трубку. Это был Пчела.

Закончив разговор, Саша повернулся к жене и выключил бесполезный телевизор.

– Ялта отменяется, – сказал он нарочито спокойным тоном. – Горбача скинули…

У него осталось чувство, что тревожная музыка балета, мрачная сценография и ритмичные движения балерин предвещали перемены. Какие? Бог весть. Ясно было лишь одно – прежней жизни, прежней страны уже не будет никогда…

Два дня было потеряно на какую-то хрень. Страна стояла на ушах, а пацаны стругали бутерброды. Ну, не сами, конечно. Но все секретарши и прочая обслуга была занята этим наиблагороднейшим делом. Жрали защитники демократии, как птенцы – жадно, быстро и много. Только успевай – подвози.

Подвозили бойцы Фила. К Белому дому. Их там уже знали и подпускали к самым баррикадам…

В офисе сильно пахло колбасой предположительно краковской. Хозяйственный Пчела добыл где-то чуть ли не тонну этой роскоши.

Под всю эту свистопляску Саша заперся в кабинете и с упорством идиота пытался дозвониться в Душанбе, до Фарика. Связи не было напрочь, будто некто просто перегрыз все провода. Причем, Некто с большой буквы. Уши которого росли явно откуда-то из Министерства Добрых дел. Наглые, волосатые, рыжие уши. Впрочем, Игорь Леонидович со своей гэбэшной мордой пока не проявился. Понятное дело: выжидает. А если пока

– Фара, мать твою! Отзовись! – Белый в сердцах хлопнул трубкой по телефону. И тот вдруг запиликал.

– Алло! Белов! – рявкнул Саша в трубку.

– Белый, брат! Так ты не дома? – вкрадчивый голос Фархада, казалось, был совсем рядом.

– Какой дом, Фарик! У нас тут такое творится!

– А у нас тут передают: Белый дома, Белый дома. Звоню домой – тебя нет…

– Что ты несешь, Фара? – расхохотался Саша. – Что несешь? – он пытался говорить жестко, но радость, что Фарик, наконец, проявился, распирала его. – Слушай, Фар, тебе колбаса не нужна?

– Какая к черту колбаса, Белый? – Фара громко задышал в трубку: не иначе как удивился очень.

– Какая-какая – краковская. Пчела тут тонной разжился.

– Тонной? Какой?

– Все в поряде, Фарик, не волнуйся, брат, колбасняк – высший сорт, прямо с базы Совмина.

Тут, наконец, Фара понял, что Белый на самом деле в поряде, коли уж шутить не разучился.

– Ладно, твоя взяла. Скажи лучше, брат, куда ветер дует?

– Если честно, Фарик, то – хрен его знает. Одно скажу – схему пока не меняем. Только пережди пару дней с отправкой. И будь все время на связи! – закричал он напоследок в трубку.

– Люда! – рявкнул Саша, нажав кнопку громкой связи. – Всех свистать наверх!

– Куда наверх? – голос секретарши звучал тихо и вяло.

Спят они все там, что ли? Но оказалось, что никто не спал, дверь распахнулась почти мгновенно, и в ее проеме образовались две физиономии. С улыбками до самых до ушей.

– Что веселитесь, опричники? – стараясь сдержать ответный совершенно беспричинный смех, поинтересовался Саша.

Пчела хитро глянул на Фила и произнес трагическим шепотом:

– Космос-то у нас с раной.

– Чего? – не понял Саш.

– Коса подбили. На баррикадах, – уточнил Фил.

– А чего тогда ржете?

Назревал тот момент, когда всем вдруг попавшая в рот малюсенькая смешинка грозила обвалом дикого конского ржания. Повод, похоже, давно созрел. Так и оказалось.

Пчела буквально собрал волю в кулак:

– В общем, Белый, такие дела. Отправились мы с Косом защищать демократию. А меня хошь верь, хошь нет, прямо на подступал к Белому дому медвежья болезнь прихватила. Едва до ближайшего сортира добежал. – Пчела смешно скривил физиономию, изображая нечеловеческое страдание…

Космос и Пчела помчались в разные стороны. Пчела по направлению к метро «Краснопресненская», где был единственный на всю округу общественный туалет. Кос влился в поток людей, двигавшихся в одном направлении. Хотя «влился» про Коса сказать было сложновато – его долговязая фигура была видна издалека, и даже невооруженным глазом. Пчела с перекошенным лицом успел оглянуться и вяло помахать ему вслед рукой…

Накануне они зависли на «Динамо» у Верки-манекенщицы. Хорошо провели время. Классные все же девицы из ансамбля «Березка». «Бля-Березка» по версии Космоса.