Бешеные коровы
Шрифт:
— Вот и молодец! — обрадовалась Мамаша Джой. — Вот и прошел еще один день до встречи с судьей!
Мэдди казалось, что тюрьма собирает в себе не беснующуюся толпу таких личностей, как Пэти Хирстс и Ульрике Мейнхофс, а бродяг и беженцев, обломков жизни, маленьких грустных бездомных, банкротов, безработных, людей, которые не могли оплатить кабельное телевидение или подкрутили электрический счетчик. Они были уместны в тюрьме так же, как мормоны в семейке Адамсов. Разумеется, за исключением Спутника. Мэдди была убеждена в том, что эта женщина просто не смогла развить
— Что тут за мать-вашу-шум? Тут что, мать-вашу-сумасшедший-дом? — В комнату вплыла Спутник в юбочке, едва прикрывавшей трусы (Джиллиан называла такие «ламбрекен для бобрика»), и направилась прямо к месту, где сидела Мэдди. — Какая-то дрянь стянула у меня «Молтизерз».
У заключенных, сидевших по соседству, тут же отпало всякое желание разговаривать. Какое там, у них пропала сама воля к жизни!
— Кто из вас, жирные коровы, та самая дрянь, которая их стащила? Давайте, колитесь, потому что я все равно узнаю, кто это.
Спутник уткнулась носом прямо в лицо Шанель. Та выдохнула, подчиняясь немому приказу.
У Мэдди пересохло в горле. Следующей в ряду была она.
Мамаша Джой выпрямилась.
— Это была я. Довольна?
— Чево?
— Надо же мне поддерживать силы в моем шестидесятом размере!
— Да я, типа, слышала, что у тебя, типа, такой толстый зад, что подельникам, типа, приходилось доставлять тебя на дело на подъемном кране. — Стейси чуть не умерла со смеху от этого примера классического тюремного юмора. — Так что это не ты. — Зрачки Спутника сжались, взгляд затуманился, потом она посмотрела прямо на Мэдди.
На сцене Петронелла изо всех сил старалась перекричать лязг металлических ножек стульев по цементному полу и голоса женщин, болтающих на хинди, разглагольствуя о том, что ее знаменитый режиссер только что был номинирован на Лучший документальный фильм года. Она позволила себе робкое отступление о том, что все его программы становятся бестселлерами, и лишь потом, в отчаянии, нырнула в дезорганизованную аудиторию и поймала за руку Спутник, чтобы исполнить вместе с ней песню Боба Дилана «Я стану свободным».
Мэдди поняла, что в этот момент ей будет лучше благодарно промолчать. Под предлогом посещения туалета она припустила к двери и споткнулась о треногу, поставленную оператором. Поэтому она услышала его раньше, чем увидела, подпрыгнув от звука его мелодичного голоса, как рыба на леске. Когда Мэдди все-таки сфокусировала взгляд на Алексе, она поняла, что ее крошка сын как две капли воды похож на своего папочку. Ее глаза горели огнем, и она не смогла заплакать.
Алекс стоял с открытым ртом. Номинированный на награду режиссер окаменел, как собака из Помпеи.
— Слава богу, ты здесь!
Мэдди оглянулась вокруг в поисках чревовещателя, говорящего эти слова ее голосом. Она совершенно не это хотела ему сказать. На самом деле она хотела предложить ему попробовать себя в жонглировании работающими бензопилами и сказать ему, что он кобель. К еще большему
— Э, знаешь, обычно, когда людям что-то приятно, их лицо разделяет эти эмоции.
«Боже мой, — подумала Мэдди, — неужели я флиртую? Не может быть. Это кто-то друг ой, у кого нет раздражения во влагалище и потрескавшихся сосков. Кто не видел каждую ночь во сне, как подвешивает этого мужчину за его соски».
Заставив себя успокоиться, она отступила назад и оценивающе рассмотрела отца Джека. В черных джинсах «Ливайс» и белой оксфордской рубашке, застегнутой на все пуговицы, он выглядел загорелым, упругим и аппетитным. Она была вынуждена это признать. Рубашка была такая свежая, что Мэдди легко представила его катающимся на лыжах в Клостере, курортном местечке, куда он обычно возил свою жену в середине зимы.
— Ты отращиваешь бороду? — Ей пришлось вонзить пальцы в ладони, чтобы не поддаться желанию его потрогать.
— Что? — Алекс озабоченно потрогал свой подбородок. — Ах да…
— Зачем? Чтобы она напоминала тебе о том, что ты мужчина? — Так уже было лучше. Подонок получил по заслугам. Если бы она еще могла прекратить представлять себе, как они ужинают «под открытым небом» на ее обнаженном теле.
— Мэдди, послушай, что касается полицейского участка… — Он провел рукой по своим роскошным волосам, будто бы помешивая увядший салат. — Мне очень жаль… Я не думал, что они тебя посадят. Боже мой. Я как раз собирался заявить о своем намерении заняться политикой. Гласность в таком случае… Как я могу ожидать от людей, что они будут голосовать за меня в поддержку программы спасения окружающей среды, если не могу разобраться со своей собственной жизнью?
Настал черед Мэдди имитировать Харпо Маркса.
— Ты занимаешься политикой? — переспросила она, наконец обнаружив источник своего голоса.
— Да, я либерал-демократ.
Мэдди взорвалась от хохота. Алекс был любопытным представителем либералов, которому на дом приходил журнал «Выдающийся размер». Он был настолько демократичен, что решил не говорить Мэдди о том, что был уже женат, пока она не обнаружила короткие вьющиеся волосы Фелисити на внутренней стороне его носков. Она хохотала так сильно, что ей пришлось сесть.
— Ну хорошо, я лгу, изменяю своей жене, выпиваю, не признаюсь в знакомстве со своими экс-любовницами, когда о них меня спрашивают из полицейского участка посреди ночи. Но назови хоть один серьезный мой недостаток! — Тут Алекс выдал хитрую улыбку, которой невозможно было противостоять.
— Но почему либерал-демократ? А, я поняла. Это как будто ты назвал себя «новым человеком». Это просто такое название. — Они всегда разговаривали, будто играли в словесный пинг-понг, используя рты вместо ракеток.