Бешеные псы

Грейди Джеймс

Все промолчали.

— Я настоятельно рекомендую, чтобы ваше лечение изменилось; вас должны не просто содержать, а делать все возможное, чтобы можно было снять с вас наблюдение.

— Чтобы вас похвалили за снижение бюджета? — спросила Хейли.

— Неужели вы думаете, что меня волнует этот херов бюджет? Моя работа — обнаружить, что король голый, и сказать об этом. Рисковать. А тут, похоже, именно такой случай.

— Так что же с нами будет? — спросил Рассел.

— Ничего плохого, ничего опасного, к тому же ничего скоро не делается, — соврал доктор

Фридман. — И я обо всем посоветуюсь с вашими лечащими врачами. Даже несмотря на мои новые обязанности в СНБ, я хочу, чтобы все вы могли свободно вступать со мной в контакт всякий раз, когда…

Эрик наклонился вперед и протянул руку доктору Фридману.

— Я имею в виду, потом, Эрик. По электронной почте, — сказал тот.

— Ну да, конечно, — не выдержал Рассел, — а пока пусть палестинцы квасятся с евреями, идет война в Ираке, Северная Корея создает свою атомную бомбу, кто следующий? В Латинской Америке и Бирме воюют наркобароны, злые моджахеды постреливают в горах Афганистана, террористы готовят очередное нападение в Де-Мойне, в Судане творится геноцид, Россия вынашивает амбициозные великодержавные планы, на Амазонке сводят леса, а из-за этого над Лос-Анджелесом бушуют снежные бури, Пентагон сражается за бюджет, в Конгрессе проводится одно расследование за другим, в прессе — сплошные скандалы, дяденьки из Белого дома обедают с голливудскими шлюхами — конечно, вы уделите минутку-другую психам из Мэна.

— Кто хочет обсудить эту новую программу? — пожал плечами доктор Фридман.

Теперь наш кружок поделился на две враждебные стороны: мы — и доктор Фридман. Он тоже это почувствовал и понимал, что рискует, но предпочел не линять. Хоть это и было несложно. Надо отдать ему должное.

— Что ж, — произнес он после трехминутного молчания, — если я единственный, кому есть что сказать, не стоит терять попусту время группы.

Мы встали, все пятеро, и доктор Фридман сказал:

— Сестра приготовила мне много бумаг. Так что, если кто захочет еще поговорить, я буду здесь, в комнате отдыха.

Мы молча повернулись и вышли. К бумажкам и выходам мы привыкли. Мы были опытные и натренированные.

И все же я обернулся. Доктор по-прежнему сидел на своем месте, оставшись один в комнате отдыха, поскольку сестра прошла в отделение. На стуле, рядом с доктором, лежала груда карточек. Я увидел, как он достает из своего твидового пиджака самопишущую ручку. Увидел, как надевает очки в позолоченной оправе и устремляет изумрудно-зеленые глаза в лежащую у него на коленях открытую карточку.

Зайдя в свою палату, я закрыл дверь. А мгновение спустя Рассел врубил у себя на полную громкость «Brain Wilson» в концертном исполнении «Беэнейкд лейдиз». Врубил максимально громко, чтобы никто по ошибке не принял эту балладу о крахе гениальной творческой личности за акт пассивной агрессии.

А потом я отключился. Доктор Якобсен называет это диссоциацией. Профан мог бы принять мое состояние за дремоту: сидит себе человек в кресле, веки прикрыты, а он так далеко, так далеко.

Пока что-то резко не вернуло меня к действительности.

Все

было как обычно. Мое кресло. Моя палата. Мои книжки. Моя…

Эрик. Он стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу, как приготовишка, которого не пускают в сортир.

Дверь моей палаты была открыта. Эрик открыл мою дверь!

Да еще и вперся без разрешения! Нет, раньше это было немыслимо, но факт есть факт…

Он стоял передо мной. Переминаясь с ноги на ногу. Его лицо было бледным и перекошенным.

— Ой! — сказал Эрик. — Ой-ой-ой!

5

Доктор Фридман сидел на складном металлическом стуле в залитой солнцем комнате отдыха.

Мертвый.

Я нутром почувствовал это, когда Эрик ввел меня в комнату отдыха, хотя и не был до конца уверен, пока не прижал пальцы к эластичной артерии на шее доктора Ф. — пульса не было.

Внизу, в своей берлоге, Рассел переключился на «Белый альбом» «Битлз». Звуки песенки «Everybody's Got Something to Hide Except Me and My Monkey» просачивались в комнату отдыха, где мы с Эриком стояли возле сидящего трупа.

Тут я заметил пятно крови, расплывшееся на правом ухе доктора Ф.

— Эрик, пойди позови всех остальных! Ну же! И только их!

Через две минуты все мы пятеро стояли, уставившись на безвольно обмякшее тело нашего психиатра.

— Уехал раньше, чем думал, — сказал Рассел.

— Взгляните на это, — произнес я, указывая на кровавое пятно на правом ухе доктора Ф.

Зейн откинул длинные седые волосы, нагнулся и посмотрел:

— Верно, вот оно.

— Человек действовал ученый, — сказал Рассел. — Простите, доктор Ф.

— Что это? — спросила Хейли.

— ЗОЛП, — ответил Рассел.

ЗОЛП — защита от ловушек и покушений. Секретная программа, разработанная и осуществлявшаяся совместно Пентагоном и Управлением. Бедовые ребята, вроде Рассела, Зейна и меня, проходили подобную подготовку. Так же как и военная программа ЗОМП — защита от механического проникновения, — ЗОЛП не выставляет напоказ цели своего обучения. ЗОМП может учить, как защищаться от механического проникновения, или, скажем так, взлома, но дело, конечно же, сведется к отмычкам и клещам для сейфов. ЗОЛП обучает «защите» от «ловушек и покушений». Изучив хитроумные приемы, с помощью которых оппозиция могла убить тебя в Бангкоке, ты получал больше шансов проникнуть в этот город и выбраться оттуда живым. Разумеется, знания, которых ты набирался на этой образовательной стезе… Но убийство — вещь для американского шпиона противозаконная.

— Не слишком-то чисто сработано, — нарушил молчание Рассел. — Что бы там ни воткнули доку через правое ухо в черепушку, отверстие получилось слишком большое и капелька крови просочилась наружу. В какой-нибудь дыре это могло бы сойти за удар, но здешний коронер быстренько унюхает, в чем дело.

— Верняк, — пробормотал Зейн.

— Вот уж кому-кому, а доку смерть, казалось, не грозила, — заметила Хейли.

— По логике вещей получается, что его убил один из нас, — ответил я.