Бешеные уланы
Шрифт:
Грейсли попыталась выставить перед собой мушкет, но Стайк с силой опустил дверь, нижним краем проломив череп Грейсли, словно яйцо. Потом подхватил мушкет, подошел к лестнице и разрядил его в грудь так и не очухавшегося до конца солдата.
Отшвырнув мушкет, Стайк опустился на колени рядом с Рези. К его удивлению, глаза ее были открыты, губы подрагивали. Он перевел взгляд на ее живот: месиво из кишок и почерневшей крови. Даже избранный не спасет, не от таких ран.
— Я не могу пошевелиться, — прошептала она.
— Похоже, штык задел позвоночник, — мягко
— Я умираю?
Лоб Стайка избороздили морщины, подбородок задрожал. Перед глазами вдруг все поплыло.
— Умираешь, — подтвердил он и провел пальцем по щеке Рези.
— Сколько?
— Может, протянешь день, если хватит сил.
— В бездну все это, — прохрипела Рези. — Не заставляй меня.
Стайк подсунул руки под спину Рези, поднялся с ней на ноги и осторожно отнес на кушетку в углу кабинета. Взглянул ей в лицо: по щекам текут слезы, зубы крепко сжаты от боли. Он поразился, что она даже не вскрикнула.
— Я люблю тебя, Рези.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб, потом в оба глаза, почувствовав на губах слезы. Потом закрыл ее лицо подушкой и придавил.
Стайк просидел так несколько минут, пока Рези не покинули последние признаки жизни. По лицу текли слезы, по губам — сопли. Он так стиснул зубы, что заболела челюсть. Крики снаружи наконец вывели его из оцепенения, и он заставил себя встать. Положил подушку под голову Рези, поправил ей волосы. Выйдя на лестничную площадку, поднял ее боз-нож и, оглянувшись в последний раз, двинулся к двери.
В неверном свете ему открылось зрелище, достойное глубин бездны. По всему городу темноту вспарывали охваченные пламенем здания. Между ними мелькали силуэты, какая-то женщина громко пыталась организовать пожарную бригаду, потом крик оборвался. Неподалеку плакал ребенок. Полная неразбериха.
Сосредоточившись на криках, Стайк зашагал к маленькому опрятному домику. В пыли стояла на коленях женщина в ночной рубашке и, баюкая тело мужа, звала на помощь. Ее звали Мия, вместе с мужем она держала скобяную лавку, догорающую в нескольких шагах. Фигуры в штатской одежде, но явно с кезанскими мушкетами в руках, не обращая внимания на ее мольбы, грабили дом и выбрасывали на улицу мебель.
Один из солдат вынес из дома захлебывающегося криком малыша, держа его за ногу. Мия вскочила и с воплем бросилась к солдату. Тот оттолкнул ее, вытянул руку с ребенком, словно готовился прирезать курицу, и потянулся за ножом на поясе.
Стайк припомнил репутацию Проста, а также репутацию его солдат и зашагал в сторону мародеров вдвое быстрее. Второй солдат — женщина — начала возражать, но солдат с ребенком лишь покачал головой.
— Приказ есть приказ.
Стайк вынырнул из тьмы так стремительно, что никто не успел среагировать. Схватил ребенка за вторую ногу, вонзил боз-нож Рези солдату под ребра. Развернулся к возражавшей кезанке и одним движением вспорол ей живот. Мия уставилась на него, разинув рот.
— Спрячься, — приказал он, отдав ей ребенка, и направился к дому.
Внутри Стайк обнаружил еще трех мародеров и оставил остывать их трупы там,
Стайк потерял счет убитым солдатам. В какой-то момент он забрал с очередного трупа тяжелую кирасирскую саблю и превратился в смерть в ночи. Почти никто не давал отпор — все попавшиеся ему солдаты терялись, столкнувшись с сопротивлением, и до Стайка наконец дошло: с колониальным гарнизоном что-то случилось. Уланы давно бы заметили пожар и поспешили на помощь.
Неужели Блай и все остальные мертвы? Неужели эти ублюдки убили Дешнара?
Как можно быстрее он двинулся дальше, прокладывая себе дорогу вокруг городской площади к дому мэра. Отправил семью кузнеца прятаться в темноте, но не успел помешать убийству молодой сапожницы и ее мужа. Миновав дом, полностью охваченный пламенем, подкрался с черного хода к горящему дому мэра и обнаружил в саду небольшую группу.
Мэр Дорезен был дородным, рассудительным человеком. Его семейство жалось к своему горящему дому под прицелом полудюжины мушкетов. Пламя лизало одежду, Дорезен с женой старались укрыть пятерых детей от жара. По лицу мэра текли слезы, но он вызывающе смотрел на кезанцев.
Майор Прост стоял позади солдат, сцепив руки за спиной, и бесстрастно наблюдал, как пылает дом. Было видно, что избранный отлично справился с лечением: Прост периодически резко взмахивал рукой в сторону дома, словно дирижируя слышной только ему симфонией.
Стайк замер на границе света, оценивая противника: шесть солдат, два сержанта, капитан и сам Прост. Солдаты мрачно смотрели на Дорезена, стиснув зубы, — выполняли приказ, хоть он им неприятен. Стайк много раз видел такие взгляды, когда служил на фронтире.
— Вы трусливые свиньи, — плюнул Дорезен. — Там люди гибнут!
Прост сделал очередной жест в сторону огня.
— И ты присоединишься к ним, если не заткнешься.
Внутри дома что-то ухнуло, провалилась крыша, и пламя взревело так громко, что Стайк не расслышал окончание фразы. Через несколько секунд стало тише.
— Выживете только вы, — продолжил Прост, — и с этого дня всем будете рассказывать, что Фернхоллоу уничтожили пало.
— Это безумие! — вскричал Дорезен. — Никто не поверит!
— Никто и не должен верить. Нужно, чтобы они смотрели тебе в глаза, пока ты лжешь о судьбе своего города, и видели в них страх. Нужно, чтобы они знали, что происходит, когда унижают корону. — Прост сделал паузу. — Других свидетелей не будет, как и расследования. Никто не сможет опровергнуть твою версию. Газеты распространят новости, и в конце концов, независимо от того, верят или нет, люди начнут задумываться: а что, может, и правда пало сожгли Фернхоллоу? А потом, кто знает? Вдруг получится объединить кезанцев и фатрастанцев на борьбу с пало.