Бесконечная дорога
Шрифт:
— Все равно, это неправильно, — настаивала Марана. — Тело можно залечить — убрать эти проклятые щепки, исцелить раны. Но как быть с его душой? Боль, принятая добровольно, плохо закаляет. Скорее, она… Не знаю, права я или нет, но мне кажется, что она превращает человека в чудовище! И не такое, как мы, а настоящее.
— Очень может быть, — согласился Каридан. — Эта система вполне могла породить чудовище, способное пытать и убить Тересию Сантойю.
— Мне жаль его, — прошептала ясновидящая. — Мальчика, которого я видела…
— Мне тоже. Но того мальчика уже не вернуть, мы охотимся
Солл прекрасно знал, что ему снится сон, но легче от этого почему-то не становилось. Напротив, эти сны казались более важными и реальными, чем его дневная жизнь. Он не хотел, чтобы так было, он бы что угодно отдал, лишь бы прекратить это. Увы, право выбора ему никто не давал.
Он снова был в той ночи, снова слышал крики, разрывавшие его душу на части. Ночной лес и темные линии деревьев вокруг них. Всполохи беспокойного огня. Кровь, которая в полумраке кажется черной. Люди, которых он знает и не знает одновременно. А даже если бы не знал, сон повторялся так часто, что их лица давно стали знакомыми.
Они, как и прежде, движутся по кругу, призывая силу, на которую не имеют права. Но они спокойны и уверены в себе, и только ему хочется, чтобы все прекратилось. А крики все звучат, въедаясь в его душу, оставляя вечные шрамы.
Внезапно среди игры света и тьмы мелькают новые лица — новые, но все равно знакомые, пусть и по-другому. Этих лиц не было в той ночи, да и не могло быть. Однако они были в его жизни, а теперь вот пришли сюда.
Мама и папа. Но не такие, какими он бережно хранил их в воспоминаниях о лучших днях своей жизни. Это были призраки из того дня, когда он видел их последний раз — он ведь и нашел их тела. Потом его увели, и даже за погребальными кострами позволили наблюдать лишь издалека. А он все равно запомнил…
Теперь они словно встали со смертного ложа и пришли прямо сюда. Бледные до синевы, с фиолетовыми губами и опухшими шеями. Мама в предсмертной агонии наполовину откусила язык, и по ее подбородку текли ручьи крови. Отец так и остался лежать с распахнутыми глазами — полувыкатившимися, страшными от кровавых прожилок.
Он видел их всего пару мгновений, когда нашел, а потом закричал, и на его крик прибежал Бало, увел его прочь. Тогда все решили, что он был в комнате слишком мало, не мог их толком рассмотреть, да и вообще, он был слишком юн, чтобы такое запомнить. Они все ошибались: Соллу хватило одного взгляда, чтобы никогда уже не забыть.
Теперь мама и папа пришли в этот мир и стояли там, на другой стороне поляны, за жертвенным алтарем. Между ними и Соллом то и дело мелькали темные фигуры, но это было не важно. Он забыл о том, зачем пришел сюда, что должен делать. Он двинулся к ним медленно, как во сне, он не сводил с них глаз, а ночной воздух по-прежнему наполняли отчаянные крики жертвы… его жертвы.
Но сегодня он позволил себе не думать о ней. Он так давно их не видел — вся его жизнь прошла без них! В глубине души он давно уже надеялся на эту встречу, пусть и при других обстоятельствах. У него накопилось столько вопросов…
Почему они оставили его? Почему позволили
Неужели они не любили его?
Продолжили ли наблюдать за ним с той стороны завесы между мирами?
Гордятся ли они тем, кем он стал?
Гордятся ли?…
Нет, конечно. Таким сыном невозможно гордиться.
Поняв это, Солл резко остановился, не зная, что сказать. Так страшно, так стыдно…
— Зачем? — тихо спросила его мать. Голос был ее и вместе с тем не ее, не такой, как раньше. Он напоминал Соллу шелест ветвей мертвого дерева — иссохших и лишенных листвы.
— Так было нужно… — неуверенно ответил он.
— Кому? Тебе?
— Нет, ради себя я бы никогда не пошел на такое. Но это было нужно для высшего блага!
— Почему ты веришь в это?
— Бало так сказал! — упомянув брата, Солл почувствовал себя чуть уверенней.
Но отец не позволил ему насладиться этой недолгой радостью:
— Бало здесь нет. Не вспоминай его, он все скажет сам. Скажи, зачем ты это сделал.
— Потому что так было нужно, — упрямо повторил он. Солл понимал, что причина получается жалкой, и все равно держался за нее. Потому что, если ее не будет, что тогда останется? Что позволит ему не сойти с ума? — Ей все объяснили, она должна была понять!
— А ты бы понял?
Его мать охнула, прижимая обе руки к животу — и Соллу увидел, как между ее пальцами густыми вишневыми ручьями пульсирует кровь.
— Посмотри, что ты наделал, сынок, — прошелестел чужой уже голос. — Я умираю…
— Нет! — крикнул он.
Крикнул и во сне, и в реальности — и этим разбудил себя. Утро за окном вступило в полную силу, а значит, он проспал дольше обычного. Но достижение было сомнительным: долгий сон означал лишь долгие кошмары.
Вот и сейчас кровь отчаянно стучала у него в висках, он тяжело дышал, его тело было покрыто холодной испариной. Первое время Солл чувствовал себя потерянным, он не мог даже вспомнить, где он находится и какой сейчас год. Сколько лет прошло после той ночи? Много прошло, и все равно кажется, что это было только вчера.
Он по опыту знал, что пока лучше не дергаться, дать себе возможность успокоиться. Спешить все равно некуда! Поэтому Солл остался в постели, пока дыхание не пришло в норму, а мысли стали ясными.
Тогда он оделся и покинул свою комнату, чтобы спуститься на фортовую кухню. Он был уверен, что в такое время там никого не будет, а обнаружил Бало, сидящего в небольшом обеденном зале. Заметив его, брат фыркнул:
— Мне сказали, ты опять орал с утра пораньше!
— Действительно, забавно, — сухо отозвался Солл.
— Да ладно тебе! Ведешь себя, как капризный ребенок, так хоть умей принимать это со смехом.
— Мне снились родители.
Другой бы на его месте посерьезнел, но только не Бало.
— Ну и что? Это лишь доказывает, что ты никак не повзрослеешь!
— А что, по-твоему, значит быть взрослым? Быть таким, как ты?
— Да хоть бы и так!
— То есть, опустошать запасы вина и хватать служанок за задницы?
— Очень, скажу тебе, неплохие задницы, — подмигнул ему Бало. — Прямо яблочки наливные, а не попки! Попробуй как-нибудь.