Бесконечная война
Шрифт:
Окрестности города Кинфу, Малая Гаодия
Фира поднялась с него — кожа отделилась от кожи. «Святая мать» стояла, наслаждаясь дуновением прохладного воздуха на своей влажной от пота груди, чувствуя, как его семя заливает внутреннюю поверхность бёдер — ибо её лоно не желало этого. Сон мужчины, после того, что между ними произошло, был глубоким, настолько глубоким, что он не пошевелился, когда Фира плюнула на него, выражая своё презрение. Жрица могла бы легко убить его, но в данный момент в этом не было никакого смысла.
Лорд Челефи,
Фира рассмеялась лающим смехом.
Она бродила во мраке его шатра, разглядывая фамильные ценности захваченных имперских городов. Опалённый огнём штандарт, небрежно прислонённый к стулу, обшитому перламутром, сверкающие кольчуги свисающие с бюстов красного дерева… Личный слуга Челефи, мрачный кашмирец, такой же старый, как и она сама, съёжился в щели между диванами, наблюдая за ней, как ребёнок наблюдал бы за волком.
Обнажённая Фира остановилась перед изящным столиком — очередным захваченным элементом роскошного интерьера.
— Ты — один из её детей, — произнесла жрица, не глядя на старика. — Амманиэль любит тебя, несмотря на зло, которое тебе навязали твои похитители.
«Святая мать» провела пальцем по корешку книги, лежащей на смятом малиновом бархате: Аль-Касари, «Суждения и беседы».
Кожа переплёта потрескалась и покрылась едва заметными морщинками от её прикосновения.
— Ты даёшь, — пробормотала она, повернувшись, чтобы пристально посмотреть на слугу. — А твой хозяин берёт.
По щекам старика текли слезы. Страх перед будущим терзал его старую плоть.
— Амма дотянется до тебя, когда твоё тело доживёт свой век и ты окажешься в загробном мире. Но ты тоже должен тянуться к ней в свою очередь. Только тогда… — Фира оставила фразу незавершённой.
Слуга сжался в своём убежище, когда она шагнула к нему.
— Ты сделаешь это? — пристально посмотрела на него жрица. — Потянешься к ней?
Старик утвердительно кивнул головой, но женщина уже отвернулась, зная его ответ. Она неторопливо подошла к занавешенному выходу и мельком увидела себя в длинном овале высокого серебряного зеркала. «Святая мать» остановилась в полумраке артефактного фонаря, позволив глазам блуждать и задерживаться на гибких линиях своего молодого тела — настоящего шедевра искусных алхимиков и целителей.
Фира любила такие моменты. Любила смотреть на себя, ощущая этот идеал. Красоту, что, как она верила, была дарована ей богиней по своему образу и подобию — только переданную через посредников, коими и являлись эти самые волшебники.
Женщина смаковала её, словно мёд, вспоминая, какой была ранее и какой стала сейчас, когда расцвела вновь.
В отличие от многих своих жриц-сестёр, Фира никогда не испытывала желания мужской любви. Только при исполнении обрядов её плоть стремилась выполнить своё обещание. И всё же она радовалась этому дару, как ничему другому. В её возрасте, молодом, но не чрезмерно юном, были слава, испытанные удовольствия и воля зрелости, облачённая в прочный шёлк многих лет, отделявших её от ветхости, которой она когда-нибудь
Храмы Аммы были разграблены и сожжены. Множество жриц изнасилованы и убиты, а Фира стояла здесь, пьяная от радости.
— Так ты ещё и сторожевая собака? — задала она вопрос, казалось, куда-то в пустоту. — А, ведьма?
«Святая мать» повернулась к Йишил, стоящей у входа в шатёр. Богатые тканевые занавески покачнулись и замерли за её спиной. Внутрь ворвалась толика прохлады.
— Ты ещё тут, — раздражённо пробормотала юная волшебница, а потом, услышав тихий скулёж, повернулась к слуге, который продолжал ныть, забившись в угол.
Фира улыбнулась. Она знала, что старик не доживёт до рассвета. Знала, что он умрёт ради неё и достигнет своей цели… Станет тем, чьи знания Амманиэль использует, чтобы оставаться в курсе каждого их шага. Чтобы контролировать всё происходящее здесь…
— Значит, всегда охраняешь своего отца и господина, — хмыкнула женщина.
— Прикрой свой срам, наложница, — холодно велела ей Йишил.
— Разве тебе не нравится то, что ты видишь? — Фира подняла руки, выпятив упругую грудь. Её соски призывно торчали, а тонкая талия белела нежной кожей, буквально умоляющей коснуться и ощутить жар женского тела.
— Я вижу иссохшую старую каргу, каковой ты и являешься в душе, — колдунья поджала губы.
— Значит, я была права и даже тебе пришлось по вкусу это зрелище, — усмехнулась «Святая мать». — Ты изображаешь, что не заинтересована, но смотришь не меньше мужчин. Ты точно также мечтаешь о моей красоте, о влаге между моих бёдер и горячем языке…
— Горячем? Скорее длинном и чрезмерно болтливом, — криво улыбнулась Йишил. — О той пустопорожней ерунде, которую ты распускаешь своим помелом, и правда можно подумать. Не зря ты всё-таки жрица, болтать — твоё основное занятие, не считая раздвигания ног! — с каждым словом, голос волшебницы набирал всё больше громкости.
— Лай, собака. Разбуди своего хозяина. Посмотрим, в чью морду он ударит, — рассмеялась Фира.
Капюшон Йишил дрогнул, а губы сжались в тонкую линию. Однако, девушка промолчала.
Жрица Аммы снова принялась рассматривать в зеркале своего чудесного близнеца.
— Ты несёшь в себе дар магии, — произнесла Фира, спустя несколько секунд, и провела ладонью по своему плоскому животу, а потом и выше, между грудей. — У тебя есть ультима. Могущество, которое и не снилось большинству смертных. Ты можешь сразить меня своей самой простой прихотью! И всё же ты стоишь здесь, сыплешь угрозами и оскорблениями?
— Я служу моему визирю, — сухо ответила она.
«Святая мать» звонко, по-девичьи, рассмеялась. Это, поняла Фира, был её новый храм, языческая армия, летящая через земли Фусанга. И эти язычники были её новыми жрецами — эти кашмирцы, приверженцы трёх богов. Но какая разница во что они верят, если они делают то, что должно быть сделано?
— Ты лжёшь, — прохрипела Фира с интонациями старухи.
— Он был помаз… — возмущённо начала Йишил, но тут же была перебита.
— О, да, был! — с широкой улыбкой воскликнула жрица. — Но не тем, кем ты думаешь!