Бесконечная земля
Шрифт:
Внезапно корабль остановился, и Джошуа ощутил странный крен, как будто его толкнули в спину. Палубу залил свет. Джошуа посмотрел в иллюминатор. В этом мире сияло солнце. И лежал лед.
– Почему мы остановились?
– Поглядите вниз. В шкафчике есть бинокли.
Крошечное разноцветное пятнышко на фоне белизны оказалось оранжевой палаткой с круглым верхом, двое людей неуклюже двигались вокруг, совершенно бесполые в своих плотных арктических костюмах. На льду стояла портативная буровая установка, на шесте вяло висел американский флаг.
– Ученые?
– Университетская экспедиция
– Но вы все-таки их нашли.
– У меня божественное зрение, Джошуа.
Джошуа, глядя вниз, сомневался, что ученые вообще заметили воздушное судно – кита, внезапно повисшего в воздухе.
– Мы спускаемся?
– Незачем. Если угодно, поговорить можно и не приземляясь. На корабле множество средств коммуникации, начиная с коротко– и средневолновых раций, которые, надеюсь, позволят нам передавать и получать сообщения из любой точки каждого мира, до… устройств попроще. Гелиограф морского образца. И даже громкоговоритель.
– Громкоговоритель! Лобсанг, который гремит с неба, как Господь Саваоф!
– Наше снаряжение сугубо практично, Джошуа. Не каждое действие несет символический смысл.
– Каждое человеческое действие его несет. А вы ведь человек, Лобсанг, не так ли?
Лобсанг без предупреждения перешел. Корабль снова дал легкий крен. Палатка исследователей исчезла, и мимо замелькали новые миры.
После первой ночевки на корабле Джошуа проснулся, чувствуя, словно внутри у него полно битого стекла. Корабль равномерно переходил, и звук работающих механизмов напоминал мурлыканье кошки. Более того, Джошуа обнаружил, что у него в ногах действительно клубочком свернулась кошка; когда он пошевелился, Шими элегантно поднялась, потянулась и спрыгнула.
Подгоняемый урчанием в животе, Джошуа исследовал кухню.
В параллельных мирах было несложно раздобыть себе сносный обед; первопроходцам нравилось видеть Джошуа, они знали его имя и историю и обращались с ним как с талисманом на счастье. Он всегда мог получить еду по первому требованию в каждом пристанище для путников, так называемом «убежище», из числа рассеянных по Ближним Землям. Но сестра Агнес говорила, что нехорошо попрошайничать, поэтому Джошуа обычно приносил с собой свежую оленью тушу или дикую птицу. Неопытные пионеры любили свежее мясо, но еще не смирились с мыслью о том, что придется разрубить Бемби на части, поэтому Джошуа тратил некоторое время на разделку добычи. Обычно он уходил с парой мешков муки и корзинкой яиц, если только удосуживался прихватить корзинку.
Так или иначе, кухня «Марка Твена» была оборудована роскошнее, чем в любом попутном убежище. Джошуа обнаружил холодильник с достаточным запасом бекона и яиц и шкафчик для специй, набитый солью и перцем. Джошуа впечатлился: во многих мирах в обмен на пригоршню соли предлагали ужин и приют на ночь, а перец ценился еще выше. Джошуа принялся жарить бекон.
Голос Лобсанга заставил его вздрогнуть.
– Доброе утро, Джошуа. Надеюсь,
Джошуа подбросил бекон на сковородке и ответил:
– Даже не помню, что мне снилось. Такое ощущение, что корабль не движется. Где мы?
– Более чем в пятнадцати тысячах миров от дома. Я сбавил скорость удобства ради, пока вы едите. Мы летим на высоте три тысячи футов, время от времени снижаемся, если датчики находят что-нибудь интересное. Во многих здешних мирах утро солнечное и на траве лежит роса, поэтому я предлагаю вам после завтрака пройти в наблюдательный пункт и насладиться видом. Кстати говоря, в кладовке лежат упаковки мюсли; не сомневаюсь, сестра Агнес хотела бы, чтобы желудок у вас работал как положено.
Джошуа яростно уставился в пустоту, потому что больше было некуда, и ответил:
– Сестры Агнес тут нет.
Тем не менее, памятуя о том, что монахини всегда знают, чем ты занят, где бы ты ни находился, он виновато порылся в кладовке и принялся жевать сухие фрукты и орехи, среди которых изредка попадался ломтик дыни.
А потом уже принялся за бекон и поджарил ломтик хлеба, чтобы вымазать жир с тарелки. В конце концов, было холодно и организм нуждался в топливе.
С этой мыслью Джошуа вернулся в каюту. В шкафчике, рядом с верхней одеждой, в которой он прибыл на корабль, Джошуа обнаружил целый ряд костюмов для умеренного климата, некоторые из которых к тому же имели камуфляжную расцветку. Он выбрал куртку с капюшоном, спустился в наблюдательный пункт и уселся в одиночестве, разглядывая миры, мелькавшие мимо, как на экране божественного кинопроектора.
Корабль внезапно миновал несколько скованных льдом Земель.
В глаза ударил свет, ослепительно-яркий солнечный свет, отражавшийся ото льда и наполнявший воздух. Казалось, будто наблюдательный пункт вдруг превратился в лампочку, а Джошуа в насекомое, попавшее внутрь. Проплывавшие внизу миры представляли собой ледяные равнины с чуть заметным рельефом, лишь изредка под снегом темной тонкой полоской проглядывали возвышенности. Потом облака, потом град, и снова солнечный свет, в зависимости от местного климата в каждом следующем мире. От мерцающего света болели глаза. От мира к миру уровень ледяного покрова менялся, напоминая гигантский прилив. Огромная ледяная корка, покрывающая Евразию, словно пульсировала, ледяные купола двигались, южный край качался туда-сюда, меняясь век от века. Джошуа наблюдал движение континентов как бы на слайдах.
А потом они миновали Ледяной пояс и поплыли над межледниковыми мирами, где Джошуа видел в основном верхушки деревьев. На Долгой Земле было много лесов. Мир за миром, лес за лесом.
Джошуа редко скучал. Но утро шло, и он с удивлением понял, что соскучился. Так быстро. В конце концов, перед ним проплывали тысячи пейзажей, которые, с вероятностью, не видел больше никто. Джошуа вспомнил сестру Джорджину, которая любила Китса.
Так и Кортес, уставив острый взорНа океан, в молчании счастливомСмотрел, ошеломлен, на пики гор,Что над Дарьенским высились заливом.