Бесконечное лето: Не чужие
Шрифт:
И мне, и девчонкам, в общем, скорее повезло — инвалидам во время войны приходится, мягко говоря, несладко. У меня как раз кончались последние заработанные деньги, квартиру опечатали, должны были заселять солдат, и я уже три недели жил в сыром подвале с комарами. Вечно влажные стены, пыль и антисанитария не особенно способствовали насчет здоровья, так что обострения своей астмы — а может, и ласкового прихода туберкулеза — я ожидал уже в обозримом будущем. Но мне свезло — насколько это было возможно в данной ситуации. Меня приняли в специальный институт, специнт для краткости. И я остался жить, что уже можно было считать немалым счастьем, по сравнению
А у девчонок, насколько я знаю, раньше все было еще более печально — хоть мы и не слишком трепались о своей жизни до попадания в «Силы Оперативной Военно-воздушной Нейтрализации, Отдельный Корпус», в просторечии «СОВёНОК». Наверняка у этой аббревиатуры была и какая-то другая расшифровка, иначе я ничего не понимаю в советской бюрократии.
Запирали нас в специнте Корпуса не раз, поодиночке и всех вместе, гоняли на виртуальных тренажерах до седьмого пота, пока не поставили в конце концов вердикт «ограниченно годны». С тех пор и занимаемся тем, чем занимаемся, оставаясь предметом добрых, практически семейных подколок со стороны руководства и технического персонала. Я привык, собственно говоря — жить, даже так, все равно куда лучше, чем работать донором органов для раненых десантников. Хотя даже донор по нынешним временам — выигрышный билет по сравнению с наспех вырытой бульдозером траншеей, куда отправились «хирургические отходы», не нужные больше стране.
Перед тупым рылом автобуса выросла серо-черная громада зенитного комплекса. Все не новое, все порядком обветшавшее и едва-едва поддерживаемое в рабочем состоянии — между могучих бетонных блоков виднелась крошащаяся кирпичная кладка, стальные перекрытия были сплошь покрыты ржавыми потеками и пятнами плесени и мха. Неработающие фонарные столбы впивались в медленно светлеющее небо как когти неизвестного зверя. Задние двери автобуса резво открылись, носилки вытащили дюжие молодцы из внутренней охраны.
— Ну что, окорочка, покрошите упырей? — с ухмылкой поинтересовался один, ловко переставляя наши носилки на направляющие рельсы, уходящие в темную безлампочную глубину операторской шахты. Загрузка пилотов в комплекс была утилитарна по максимуму, кажется, даже посылки в трубах пневмопочты путешествовали с большим комфортом. — Скорее бы уже началось, без вас скучно.
Я уже говорил, кажется, что «консервы» — далеко не худшее прозвище, которым нас наградили изобретательные воины.
— Отлезь, гнида, — вяло процитировала Ульянка. Она была пристегнута к каталке автозажимами, а не то парню бы не поздоровилось. Он, впрочем, это отлично знал, поэтому отвесил девчонке звонкий щелбан, прежде чем нажать кнопку старта и со скрипом захлопнуть дверцы шахты.
Комплекс вообще-то здоровенный, по большей части находящийся под землей, но наша часть в ней — верхняя, выглядящая как пирамида развития человеческой цивилизации в школьных учебниках истории. Нижнюю часть защищали спаренные стволы древних ЗУ-23 и «Шилок», в средней секции безраздельно властвовали угрюмые стволы тридцатимиллиметровых автоматических пушек, а верхнюю надстройку прикрывали хищно вращающиеся башни стационарных ЗРПК наземного базирования. В самом центре стояло еще трофейное штурмовое орудие, но в целях секретности его обычно убирали внутрь.
И весь этот здоровенный комплекс,
Плотный поток воздуха, толкающий в макушку, внезапно утих, каталка, до этого с легким скрипом скользившая по направляющим, стукнулась о стопор, расплескивая вокруг себя клубы пыли, и перестала подрагивать. Зажегся мутноватый желтый свет. Так, это мы уже прибыли на место — боевой модуль закрывал капсулу управления непрозрачным броневым колпаком, перемигивался лампочками, шуршал дисками твердотельных накопителей и поскрипывал старыми тумблерами. Исцарапанные ламповые пульты, изношенные в хлам рычаги управления — все модернизировалось и подсоединялось в страшной спешке, и даже традиционное выражение «сделано из палок и говна» тут не подходило, потому что у строителей, по большому счету, не было даже палок. Но пока все вроде бы работало штатно.
— Блок-1, это штаб, как слышно? — из правого наушника раздавался скрежет помех, и я подкрутил верньер.
— Штаб, это Блок-1, слышу удовлетворительно.
— Блок-1, даю разрешение на ввод ключей активации боевой части комплекса. Матка выпускает штурмовики, пока что чуть больше двух сотен.
Я воткнул металлическую перфокарту в соответствующее гнездо на пульте, зная, что девчонки в этот же момент сделали то же самое. Пульт что-то неразборчиво хрюкнул и замигал зелененьким — код принят, боезапас загружен. Да здравствуют технологии пятидесятых годов на службе прогрессивного человечества!
А двести штурмовиков — это, между тем, немало. Даже если орбитальные силы сдерживания уполовинят количество, тряпки успеют нанести солидные потери. Наш комплекс справится хорошо если с полусотней упырей, остальные укрепрайоны покажут аналогичные, а может, и худшие результаты. Значит, бойня все-таки будет — пока неповоротливые «Оспреи», переданные по ленд-лизу союзниками, подтянут мобильный десант, пока Ставка переместит сюда свой резерв ВВС…
Заводы жалко. Людей — не так уж сильно. Я слишком хорошо их знаю.
— Штаб, куда идет основной клин?
— Блок-1, пока никуда, они ждут.
— Не понял вас, штаб.
— Блок-1, повторяю, они ждут. Такого раньше не было, но… ах ты, в бога душу мать!
— Повторите передачу, штаб. Какую-какую мать?
— К ним подходит вторая партия. Вторая партия, Блок-1, это еще порядка двухсот пятидесяти штурмовиков. Общее количество — примерно пятьсот, повторяю, пятьсот целей.