Бесконечное лето: Не чужие
Шрифт:
Тетя покачала головой и снова заспешила к плите.
— Лучше бы ты не за грязное, а за ум брался, как Сашка — тот хоть в институт собирается поступать в том году! А ты все крутишься, крутишься по поселку, будто тут медом намазано. Образование нужно получать, иначе зачем я тебя в музыкальную школу отдавала?
— Да не волнуйся ты так, — Лешка по-разбойничьи подмигнул мне. — Мы и без образования не погибнем. А, братишка?
— Само собой, — солидно сказал я, вымакивая остатки подливки мякишем. — Все будет в лучшем виде.
Тетя Оля застыла в дверях, вытирая руки полотенцем. Во дворе снова проснулся старенький Ким и принялся лениво брехать. Светило солнце, переругивался за забором с женой сосед Потоцкий, одуряюще пахло спелыми черешнями и клубникой.
— Вырастила-то я тебя, Сашка, — сказала она удовлетворенно. — Анка, покойница, рада была бы тебя видеть таким. Здоровый, крепкий… Очень просила тебя в институт отдать, ну, так ты и сам хочешь. С божьей помощью.
— В университет, да, — согласился я. — Буду стараться. А если еще и с помощью…
— Не богохульствуй, — строго сказала тетя. — Я в газете читала: наша, местная девчоночка заработала рак горла, в самую Москву на операцию возили. Красивая девчоночка, хоть и узкоглазенькая, в самодеятельности пела. Наказал господь за что-то. А может, родителей наказал, провинились они перед ним.
— Аминь, мамка, — Лешка зевнул и вытер рот ладонью. — Ну, так мы пойдем?
— Куда это? — встревожилась тетя, — Еще и с Сашкой?
— Бродить, — веско сообщил брат. — С ребятами погуляем, ему полезно, а то завоняется тут скоро за своими книжками. Лондон из зэ кэпитал оф Грейт Британ! Да ладно, что, запрещать будешь, что ли?
Тетя Оля покачала головой.
— Запретишь тебе, тоже… Гуляйте, конечно — погода самая подходящая.
Лешка подскочил к матери и неуклюже ее обнял.
— Люблю я тебя, носорожка моя… Не скучай, скоро будем. И это, таракан, велик свой захвати, ладно?
***
— Интересно, — почти беззвучно сказала Мику. — Ты получается, узнал про меня раньше, чем я — про тебя.
— Это обычное дело, — хмыкнул я. — Ты же все-таки практически звездой была, не то, что я…
Я сообразил, что сморозил глупость. Рак горла и проведенная лучшими врачами Союза операция —
— И песни твои из каждого утюга передавали, — нашелся я. — Странно было не знать. По-моему, я тебя даже в передаче «Утренняя звезда» видел, по первому каналу шла, с Юрием Николаевым.
Мику изобразила легкую улыбку, но отвечать не стала, только качнула неопределенно головой.
День сегодня выдался удачный — остальная группа отдувалась в тренажерном зале, куда их гоняли на общих основаниях, «не вспотеть, так бойцов попугать», как выражался добряк Наливаныч, но нас сия чаша успешно миновала — нам прописали бассейн. Мне, в качестве восстановительного средства, махать больной ногой и наращивать там мускулы, чтобы не атрофировались, а Мику — качать шейные мышцы, вроде. А может, просто за компанию.
Бассейн у нас был хорош. Раздвижная крыша позволяла превратить его в открытый в считанные минуты, и сейчас он был как раз им — эдаким кабриолетом в мире бассейнов. Конец мая у нас — самое лучшее время. Ярко-зеленая листва, еще не испепеленная летней жарой, глубокое небо с белой пеной облаков где-то на горизонте, ласковое солнышко… Эх, лепота.
Словно и не было за этой небесной глубиной проклятых тряпок, словно и не шла своей стариковской походкой, покряхтывая, по планете война.
Но в тот день о войне мы не вспоминали.
Не знаю, почему, но со мной Мику общалась, наверное, больше, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Может, я просто был обаятельным, наравне с каким-нибудь Дэвидом Хассельхофом — а может, просто потому, что я был единственным парнем ее возраста. А еще мы оба любили музыку.
Вот и сейчас, пока мы сидели на краю бассейна, болтая ногами в пахнущей хлоркой воде, коробка радиопередатчика на стене исправно радовала всех желающих поп-музыкой самого свежего американского разлива — простенько, зато голова остается свободной.
«Не балуйтесь, дети!» — нам говорят это каждый раз, когда мы остаемся вдвоем. «Будьте осторожны!» Они не понимают, и мы убегаем, быстрее, быстрее, мы держимся за руки и ныряем в эту ночь… И ты обнимаешь меня, и мы падаем вместе, и ты говоришь: «Кажется мы одни…»
Я поймал себя на том, что пытаюсь отбивать больной ногой такт по воде и кашлянул, скрывая смущение. Повернув голову, я увидел, что Мику искоса наблюдает.
— Эта песня начинается с до-минор, — сказал я солидным голосом. — Мелодика соблюдается, но подается в форте, что недопустимо. Наши специалисты в области эстрадной песни, скажем, Юрий Лоза, справляются существенно лучше.
— Что за ерунду ты говоришь, — прошептала Мику, на ее тонком личике снова проскользнула — не тень, нет — призрак улыбки. — Никакого минора там и в помине нет, там… — она закашлялась.