Бесконечное лето: Второй шанс
Шрифт:
Я выношу с поля боя тело светлой надежды
на моём плече мудрый ворон держит склянку с живой водой
мы конечно же всё исправим будет даже лучше чем прежде
только мнится смотрюсь я старше лет на двести когда седой…
И сами собой всплыли в памяти аккорды:
Не плачь! Не смоют слёзы кровь
на белом мраморном полу
ладони странников…[6]
— Эй! Ты что? Из Эльфятника вылез? — с радостным ехидством воскликнула Алиса, безжалостно разрушая снизошедшее на меня наваждение.
— Уделил, — ответил я честно.
— Ну ты даёшь!!! А по тебе не скажешь.
— Почему? —
— Там же одни бездельники собираются. А ты не бездельник.
Фантасмагория! Пионеры восьмидесятых обсуждают Эльфятник, который должен возникнуть только в 93-ем. И я, "уделил", в свои 14… Как раз в стиле детгизовского издания "Игры стражей". Ну что же, добавим ещё бреда во славу Жаждущих Богов:
— Не бездельники. Лишние в этом мире.
— Лишние… — презрительно сморщилась Алиса. И вдруг сменила гнев на милость: — А может, ты и прав. Нам всем делать нечего, по большому счёту. Вот дурью и маемся.
Она какое-то время смотрела в сторону пустых скамеек перед эстрадой и медленно, словно рассуждая сама с собой, заговорила:
— Знаешь, я завидую пионерам Ленинграда… блокадного… и Сталинграда… Они делали дело. настоящее. От них что-то зависело. А мы только играемся. От нас ничего не зависит. А так, по большому счёту, всё равно во что играться, в Эльфятник этот, или в Зарницу. Всё одно, игрушки. А дело нам не доверяют. Типа, вот научитесь, тогда… Типа, научитесь плавать, тогда воду нальём. А так мы никогда не научимся! Ничему!
Она говорила тихо, но было видно, что внутри у неё клокочет ярость. Что же, по большому счёту она права. Вспоминая себя 13 — 15-летнего, должен признать: путь в эльфятник (где и в самом деле собирались лишние и бездельники, пятьдесят-на-пятьдесят) начался для меня именно с невозможности участвовать в настоящих делах. Александр Македонский принял царство в 16 лет. Я и мои сверстники оставались перезрелыми детьми и в 40. Потому что: "Как научитесь плавать — нальём воду.". А плыть-то надо, и не в бассейне, а через бушующий океан. Вот мы и ходим всю жизнь по бережку, самые смелые и безбашенные решаются зайти по колено, только тогда, когда на море полный штиль. Отсюда и все эти эльфятники, которые, по идее должны заканчиваться в 15 лет. А тусуются там обормоты за 40.
Неизвестно, сколько ещё я копался бы в этих мыслях, если бы не тычок острым локотком в бок:
— Эй! О чём задумался?
— Так, о сущности бытия… — со вздохом ответил я.
— Не, ты точно, Штирлиц какой-то. Или Джеймс Бонд.
— Да ладно тебе! — отшутился я. — Давай лучше споём! Вот, как раз о временах, когда больше не осталось настоящих дел!
И я снова заиграл и запел:
Давно смолкли залпы орудий…[7]
Два Че подхватила:
Над нами лишь солнечный свет…
Но когда добрались до: "Не ухнет уже…", словно жёсткая костлявая рука сжала мне горло.
— …броне… бойный… — выдавил я и отложил гитару.
Ведь я точно знаю, ухнет, и уже скоро… Какой сейчас год? 84-й? 85-й? Может уже следующей весной поплывёт над Припятью вой сирены и зазвучит из динамиков забытое и страшное слово: "Эвакуация". А потом начнётся: Карабах, Абхазия, Приднестровье, Чечня… снова ухнут бронебойные и полетят по домам
И что ждёт этих ребят и девчонок в лихолетье лихих девяностых? Ту же Алису? Что-то я не помню такой звёздочки, ни на рок-сцене, ни на попсовой. Пополнит она ряды челноков или закончит какой ВУЗ и уедет за рубеж? Или осядет менеджером в какой-нибудь шарашке продай-перепродай? И будет отрываться вечерами на том же эльфятнике… Ведь большинство моих сверстников как-то устроились…
И тут меня снова накрыли лживые видения варпа. Я увидел как осенним вечером в Москве, к задворкам стадиона на Красной Пресне[8] подъехал крытый грузовик. Мужик в камуфляже, бронике, спецназовском шлеме и балаклаве под шлемом вытащил из кузова девчонку, явно студентку, с немилосердно скрученными за спиной руками и двумя очень узнаваемыми рыжими хвостиками на голове. Вытащил и бросил в руки другого, такого же, стоявшего на земле. Студентка ещё попыталась лягнуть этого, в камуфляже, и даже успела выкрикнуть: "Власовец!", прежде чем он прострелил ей голову из Макарыча. Потом этот… власовец, чем-то заинтересовался, задрал рукав убитой девушки и, со словами: "Смотри-ка, идейная!", развязал с её запястья старый пионерский галстук.
— На кой? — спросил его напарник, подтаскивая к борту грузовика дедка с орденами на груди.
— На память! Историю творим! — ответил убийца, пряча галстук в карман.
Он оглянулся и я поймал его взгляд. Наверное этот спецназовец что-то почувствовал, потому что тут же отвёл глаза. Но это уже не поможет тебе, враг. Пусть ты спрятал лицо под балаклавой, но Я запомнил твой взгляд и твою ауру. И Я найду тебя, найду и убью. Убью так, что многие тысячи раз, возрождаясь среди живых, твоя душа будет помнить как и за что ты умер. И непростительные не порвут мою душу. Если же магия оставит меня, что ж, и без магии есть способы отправить фигуранта в Серые Пределы максимально запоминающимся способом.
Лживые видения варпа отхлынули и я судорожно вздохнул.
— Прости, — тихо сказал я Алисе, проводя по лицу ладонью, прогоняя таким образом остатки видений. И со вздохом: — Что-то не пошла песня.
Алиса сидела отодвинувшись от меня с смотрела… со страхом, что ли?
— Ты бы видел себя со стороны!
— А что? Выросли рога и щупальца? — я попытался перевести всё в шутку. И даже ощупал голову на всякий случай.
— Не смешно. У тебя лицо было… даже не знаю как это назвать!
— Лживые видения варпа, — ответил я честно.
— Белочка, что ли? Или кислоты объелся?
— Ни то, ни другое. Место так на меня влияет.
— Вот это? — она похлопала по эстраде.
— Лагерь этот необычный.
— По мне так лагерь как лагерь… — пожала плечами Два Че.
А я развивать эту тему не стал. Вместо этого предложил:
— Сыграй мне ещё что-нибудь своё.
— А тебя не сплющит по новой?
— Только не от твоей музыки!
— Ну тогда, так и быть, то что сегодня репетировала.