Бесконечное лето
Шрифт:
Я отложил рюкзак в сторону, «победил» чайник и сделал себе кофе. За баром открыл ноутбук и ещё раз перечитал своё резюме. У меня всегда было особенное отношение к этому документу: по мере того, как росли мои компетенции и навыки, я вёл историю своего карьерного роста. Кстати, что интересно, все мои друзья и коллеги вспоминали о своём резюме только тогда, когда их увольняли, либо когда они сами хотели поменять работу. Всё остальное время оно благополучно пылилось в одной из многочисленных папок компьютера или ящиках стола. Точно как в школе, когда нерадивый ученик заполняет дневник лишь в случаях грядущей проверки.
У меня всё иначе. Мне нравилось записывать
Читал, что опытные HR-специалисты советуют излагать информацию о себе максимально подробно и обязательно добавлять свою фотографию: мол, такие резюме набирают больше просмотров и вызывают большее доверие у работодателей. У меня же в поле для фотографии красовался белый прямоугольник с надписью: «Как увеличить конверсию и поток клиентов? Звоните».
После недолгого изучения фотоальбома в собственном телефоне я решил: пусть всё останется, как есть. И выложил резюме на сайте по поиску работы: посмотрим, сколько компаний к моменту моего возвращения заинтересуются таким «ценным» специалистом.
Я закрыл ноутбук, допил кофе и плюхнулся на диван. Гомер был как всегда грустен. Интересно, если бы мне подарили другой бюст, более жизнерадостного мужчины – скажем, Сартра или Пушкина – жилось бы мне веселее? Наверное, нет. Да и Гомер выглядел не таким уж и хмурым. Просто, мне думается, скульптор запечатлел его не в самый удачный момент, когда древнегреческий автор размышлял над спорными моментами своих поэм. Например, над поединком Гектора и Аякса в «Илиаде»: герои бились-бились целый день, пока не подоспели глашатаи с вестью о том, что наступает ночь и всем нужен отдых. После чего герои, только что желавшие друг другу смерти, разошлись мирно, почти как друзья. Ещё и сувенирами обменялись на прощание. По взгляду и выражению лица Гомера ясно, что он тоже недоумевает над исходом боя, как и все современные читатели.
Было время, когда меня занимала идея: приобрести ещё один бюст, чтобы древнегреческому поэту в долгие периоды моего отсутствия не было так скучно. Однако никого порядочного и достойного такого соседа в продаже не нашлось. Разве что Ленин, против которого я совсем ничего не имею. Просто он у нас уже был. Нарисованный. Поэтому я бросил эту затею, хотя бюсты (смею заметить, совсем не писательские) до сих пор преследуют меня в контекстной рекламе.
Владимира Ильича мне подарили в университете…
В наши учебные времена (а, может быть, и в любые времена, но в наши – точно) бытовало мнение, что на филологическом факультете нет парней, а все особи мужского пола, которые всё-таки туда поступают – либо неудавшиеся танцоры балета, либо господа, придерживающиеся нетрадиционных взглядов на сексуальную жизнь. Ну, или, в крайнем случае, чересчур
Наш поток ломал этот и другие стереотипы. На пятьдесят три студентки приходилось шесть ребят, включая меня, при норме два-три, максимум четыре на курс. Удивительным было ещё и то, что после первой сессии никто из нас не был отчислен за неуспеваемость. Почти. Был седьмой, которого ни разу не видели на занятиях, поэтому я думаю, его смело можно исключить из статистики.
Помимо того что мы откровенно наслаждались женским обществом, о нашей мальчишеской нормальности говорило еще и то, что мы были далеко не ботаниками. Конечно, кто-то учился лучше, кто-то хуже. Но все шестеро могли себе позволить без зазрения совести периодически прогуливать пары, устраивать сабантуи в общежитии или на съемной квартире одного из нас. Что мы только не вытворяли: залазили по верёвочной лестнице на третий этаж женского общежития, проносили своих друзей в сумке мимо коменданта кампуса через турникет, спали в ванной, прогуливались голышом ночью на улице по морозу мимо психиатрической лечебницы, спасались бегством от отряда полиции, преследующего нас за распитие спиртных напитков в парке. Зачастую участвовали в драках и приходили на лекции с фингалами…
Мы были дружны. Особенно первые годы. Помимо отдыха и учёбы нас сближал спорт. Хотя всех ребят-филологов старших курсов мысль об обязательном участии в университетских соревнованиях приводила в ужас. Факультетская команда всегда выглядела посмешищем и традиционно занимала последнее шестое место, в лучшем случае получая награду «За волю к победе». Нередко мужская часть факультета попросту не участвовала: собрать команду было просто не из кого.
Так вот, в первый же год нашего обучения мы дошли до финала футбольного турнира, сенсационно опередив физико-математический, естественно-географический, философско-теологический и исторический факультеты, многократно превосходившие нас количеством ребят. Проиграли только технолого-экономическому направлению просто потому, что они одновременно могли выставить четыре равноценных состава, тогда как мы играли вчетвером с двумя запасными.
С этого момента наша команда стала регулярно подниматься над четвёртой строчкой в ежегодных футбольных состязаниях. На следующий год мы заняли второе место по баскетболу (не обошлось без везения: нам разрешили заявить в команду афроамериканских студентов из США, которые приехали к нам на филфак изучать русский). Благодаря нам факультет стал постоянно участвовать в спортивных мероприятиях, а результаты в итоговом зачётё, включающём футбол, баскетбол, волейбол, бадминтон, теннис, различные эстафеты, стали заметно лучше.
Впрочем, мы сами к себе относились со здоровой иронией и никогда не «звездили». С чего бы вдруг? Учились мы далеко не идеально, обещания, данные однокурсницам, не всегда выполняли, а преподаватели… многие из них нас просто терпели. Всё это мы прекрасно осознавали. Даже после того памятного для всех нас второго места в футбольном турнире во время награждения мы хором скандировали: «На филфаке нет парней!». Было смешно. Мы шутили друг над другом, пели песни о самих себе, сочиняли стихи. Один из нас даже издал свой собственный сборник стихов в одном экземпляре под псевдонимом Лорд Бакенбард: несколько тетрадных страниц в клеточку формата А5, скреплённых степлером, с иллюстрациями и десятком стихотворений. На обложке красовался портрет самого поэта, его нарисовал Макс простой ручкой, как и прочие иллюстрации.