Бесконечный матч
Шрифт:
Ультиматум игроков – иным словом происшедшее не назовешь – оказал воздействие, и впервые за последние два с половиной года во время матча с «Днепром» нас с Олегом не было не только в раздевалке, но и на стадионе. Впервые на киевском стадионе были убраны стоявшие возле поля скамейки, на которых во время игры обычно сидят запасные, тренеры, врачи. Убраны, надо полагать, для того, чтобы зрители не обнаружили отсутствия тренеров и не подумали, что в команде что-то неладное происходит.
Этот матч (он был проигран 1:3) мы с Базилевичем смотрели дома по телевизору. Переживали так, словно сидели на скамейке, обменивались по обыкновению репликами,
До матча и в последующие за ним дни состоялась серия собраний, совещаний, призванных каким-то образом урегулировать конфликт, «спустить» его на тормозах, примирить «стороны». На одном из таких собраний – шестичасовом – мы услышали в свой адрес все, что думали о нас футболисты, и высказались сами. На другом – более коротком – был объявлен целый ряд решений и оргвыводов. Мы, например, с Базилевичем, а также Мунтян получили партийные взыскания. Условной дисквалификации подверглись Трошкин, Звягинцев, Матвиенко, Мунтян. Многие игроки получили выговоры и строгие выговоры. В таком состоянии команда не могла быть отправлена на запланированный турнир в Испанию, в котором вместо нее выступил ЦСКА.
Возобновились совместные тренировки.
Конфликт. Там, где его не ждали. Но там, где, как выяснилось, он давно назревал.
Мы пришли в серьезную и популярную команду с новой идеей подготовки по программе, создаваемой на научной основе, что, на наш взгляд, при достаточной работе давало возможность футболистам приобрести наивысшую форму к определенному периоду времени – ответственным соревнованиям. Все время быть в отличной форме невозможно, и программа наша предусматривала спады, приходившиеся на отрезки времени, связанные либо с перерывом в соревнованиях, либо с матчами, не имевшими для команды сверхважного значения. Программа, казалось, предусматривала все…
Вполне естественно, новую идею приняли в клубе не все футболисты сразу. Нам пришлось объяснять, доказывать, убеждать и – ждать результатов, которые (и только они!) могли бы развеять сомнения скептически настроенных игроков. И результаты – причем весьма неплохие – появились. Как итог совместных усилий.
Хочу подчеркнуть последнюю фразу, поскольку в ней в немалой степени кроется разгадка причин конфликта.
Все ждали от нас новых успехов в 1976 году. Сначала – в розыгрыше Кубка европейских чемпионов, где в четвертьфинале мы проиграли французскому «Сент-Этьенну» (2:0, 0:3). Затем – в чемпионате Европы, где сборная, состоявшая в основном из киевлян, уступила на пути в финал чехословацкой команде (0:2, 2:2). И наконец, на Олимпиаде, где нас остановили олимпийцы ГДР (0:2).
Не было успехов. Были поражения. Поражения порой без острой борьбы, без игры, которой были бы отданы все силы.
Почему?
Тогда мы рассуждали следующим образом: «Программа предусматривает лишь раскрытие функциональных возможностей футболиста, а помимо программы есть еще масса вещей, необходимых игроку для наиболее полного проявления этих возможностей, – самоотверженность, смелость, риск, воля, мужество. К сожалению, некоторые игроки качеств этих не проявили. Программа дает результат только тогда, когда подкреплена настойчивостью футболистов, их ответственным, профессиональным отношением к делу, упорными тренировками сверх программы по совершенствованию технических навыков».
С точки зрения футболистов ответ на это «почему?» звучал примерно
На собрании – том, другом, – игроки высказали свои претензии по подготовке, не углубляясь в теоретические тонкости (из-за отсутствия серьезных знаний по этим вопросам), но основываясь на собственном самочувствии, физическом состоянии, опыте.
Нет, на мой взгляд, смысла вдаваться в расшифровку претензий. Необходимо заострить внимание на том, почему же все-таки не была реализована программа-76.
Мы с самого начала своего пребывания в киевском «Динамо» решили отказаться от слова «эксперимент», полагая, что в такой команде ставить эксперимент неразумно. Эксперимент имел место в командах, в которых мы работали до этого, «Днепре» и «Шахтере». Здесь же нужны были прежде всего высокие конкретные результаты.
Но отказаться от слова, еще не значит отказаться от самого процесса. Мы буквально на ощупь, маленькими шажками двигались по программе в том же, например, 75-м году. Вполне оправданно много доверяли своей интуиции, игрокам, зачастую справедливо заменяя по ходу дела тот или иной режим программы на другой. Рождалось творческое взаимопонимание между нами и футболистами. Был контакт. Мы были единомышленниками. А если и существовали какие-то шероховатости в отношениях, то они сглаживались успехами.
Я бы сказал, что успехи подействовали усыпляюще на всех. Никто не мог представить себе, что возможен иной поворот событий. Нас всех – и тренеров, и игроков – не хватило, видимо, на то, чтобы реально и трезво взглянуть на кубки, суперкубки, призы и, забыв о них, начать новый сезон, продолжая эксперимент, развивая его и совершенствуя. Нужен же он был хотя бы по той простой причине, что никто и нигде в мире не тренируется по научным программам. Ситуация перед 1976 годом оказалась совершенно новой: цель – олимпийский турнир, время подготовки – полгода.
Если раньше мы двигались по программе осторожно, то сейчас шагали по ней, не допуская отступлений.
Надо заметить, что (сейчас это становится совершенно очевидным) плохую службу нам сослужил навязанный команде план, нацеливший ее, по существу, только на Олимпиаду. Психология – дело серьезное. Мы понимали прекрасно, что строго с нас спросят лишь за неудачу в олимпийском турнире. Расчет на отдаленный результат не позволял критически оценить выполнение программы на определенном этапе. Мы смотрели в «завтра», забывая, что сегодняшние неудачи – с «Сент-Этьенном» прежде всего и чехами – наслаиваются на состояние команды, и наслоение это невозможно, как оказалось, снять.
И «головокружение от успехов» не обошло многих наших игроков. Шутка ли: годом раньше стали одной из лучших команд мира, в стране равных нет, все – в сборной. И футболисты перестали тренироваться столь же напряженно и страстно, как год назад.
Наверное, следовало бы нам в самом начале подготовки поговорить серьезно всем вместе с позиций творческого содружества единомышленников. Это способствовало бы главному – достижению взаимопонимания. Возможно, мы отступили бы от каких-то положений своей программы (но не от главного, разумеется, не от программы!), возможно, подобная мера перенастроила бы игроков, спустила бы их с небес на землю. Но разговор не состоялся.