Бесконечный спуск

Аверьянов Виталий

Петр Петрович, знавший Комарова при жизни, был потрясен этим потусторонним контактом. Очень уж резко, реалистично предстало перед ним все то, о чем он раньше и не догадывался. Обилие подробностей из земной и посмертной жизни бывшего министра, о которых узнал рассказчик, складывалось в целое и многое в комаровской судьбе проясняло. Петр Петрович проверял некоторые из фактов, открывшихся ему, и всем им нашел подтверждение.

Супруга Петра Петровича, женщина немного экзальтированная, была не в восторге от случившегося и настаивала на визите к психиатру. Она предполагала, что рассказчик видит призраков на почве того, что сам когда-то

пострадал из-за Комарова…

Однажды в беседе на даче я спросил Петра Петровича, переживает ли он до сих пор по поводу своих прежних неприятностей, связанных с Комаровым. На это он ответил мне, что после их сверхъестественного общения он совсем не держит на покойника зла, напротив, даже стал поминать его в своих молитвах.

В эти годы Петр Петрович изменился, стал более религиозным, часто зажигал в своей комнате лампадку, иногда посещал церковь и ездил однажды в отдаленный монастырь к известному старцу, специализировавшемуся на отчитке одержимых.

В течение полугода Петр Петрович изложил Комаровскую историю. Время от времени в осенние и весенние дни приезжал он на дачу один, чтобы сосредоточиться на рукописи. По мере углубления в работу Петр Петрович увлекся и стал добавлять к этой истории некоторые детали жизни Комарова, которые ему удалось найти из других источников.

Как-то я спросил Петра Петровича, в чем же секрет Комарова, почему ему была явлена такая милость свыше, что он даже оттуда получил возможность беседовать с еще живым человеком. Петр Петрович ничего не отвечал. Вечером он пригласил меня к себе на террасу и под большой лампой с абажуром, вокруг которой трепетали мотыльки, раскрыл толстую Библию синодального перевода. Он медленно и нараспев зачитал мне отрывок из Послания Римлянам, водя пальцем по строкам:

«Что же скажем? Неужели неправда у Бога? Никак.

Ибо Он говорит Моисею: кого миловать, помилую; кого жалеть, пожалею.

Итак помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего.

Ибо Писание говорит фараону: для того самого Я и поставил тебя, чтобы показать над тобою силу Мою и чтобы проповедано было имя Мое по всей земле.

Итак, кого хочет, милует; а кого хочет, ожесточает.

Ты скажешь мне: “за что же еще обвиняет? Ибо кто противостанет воле Его?”

А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня так сделал?» Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?

Что же, если Бог, желая показать гнев и явить могущество Свое, с великим долготерпением щадил сосуды гнева, готовые к погибели, дабы вместе явить богатство славы Своей над сосудами милосердия, которые Он приготовил к славе?»

Петр Петрович закрыл Библию и глубокомысленно посмотрел на меня.

– Никто из нас не знает последней правды человеческой, – произнес он, легонько постукивая пальцами по Книге книг.

И вот в

конец концов текст Петра Петровича, начинавшийся как беспорядочный конспект бесед-видений, принял форму художественного произведения – и не напрасно. Ведь писателям и фантазерам, объяснил мне автор, прощается многое, чего никогда не простят визионерам, увидевшим откровение потустороннего. На мой вкус, Петр Петрович добился весьма гладкого стиля, впрочем, он и в молодости, насколько я знаю, баловался словесными играми, писал какие-то стишки и статейки.

После завершения рукописи рассказчик решил дать ей отлежаться, но при этом сообщил мне о ней и даже зачитал некоторые фрагменты. Не скрою, мы с ним были дружны, а в последние годы еще больше сблизились. Спустя некоторое время Петр Петрович отксерокопировал рукопись и оставил у меня копию.

После этого повесть пролежала так менее года, когда сам рассказчик скоропостижно скончался. На мои расспросы вдова Петра Петровича сообщила мне, что архив его утерян. Она-то не знала, что у меня хранится копия.

В силу этого, выполняя долг литературного душеприказчика, я обнародую его записи, ничего к ним не прибавляя и не убавляя, лишь проведя необходимую корректорскую правку: запятые, кавычки и мелкие ошибки. Кое-где почерк был совершенно неразборчивым, и эти места я сопровождаю соответствующими примечаниями.

Итак, продолжим.

На облаке

Там, где оказался Комаров, в основном все оказалось очень похоже на знакомую ему земную реальность. Душа испытывала жажду и голод, тепло и холод – и в новом для нее мире были и вода, и пища, и источники тепла, хотя от земных они существенно отличались. Была здесь своя тяжесть и легкость, но удельный вес тел и вещей был совсем иным. Комаров легко проходил сквозь твердые земные преграды и препятствия, однако в посмертном мире существовали иные твердые и несокрушимые для него стены, о которых он раньше и не подозревал.

Привязки к прежней жизни, дому, дольней судьбе стремительно ослабевали. Душа готовилась в дорогу. И скоро наступил момент, когда за Комаровым прибыли провожатые. Вот они надевают на него странную зеленоватого оттенка хламиду и, взяв под руки, влекут за собой. Путь их лежит в пространства над Землей.

Они поднимаются все выше и выше и оказываются в области слепого тумана, где их встречает группа существ, светящихся, как головешки. Эти светляки, нечто среднее между землянами и инопланетянами, как их определил для себя Комаров, обустроились на плотном темном облаке так, как будто оно было крепким сооружением, призванным прослужить века. Ведут они себя здесь как хозяева. Кажутся Комарову молодцеватыми и даже лихими, он видит в них что-то себе сродное, ибо привык считать себя удалым человеком.

Правда, в юности Комарова, бывало, терзали сомнения морального свойства, но постепенно он изживал их. Когда его компаньоны впервые вовлекли его как участника в рейдерские захваты чужих предприятий – он поначалу колебался. Но у Комарова был могущественный покровитель в Петербурге, владелец сети ресторанов и казино, с которым они познакомились на почве горных лыж. Когда Комаров спросил этого авторитетного человека, стоит ли играть в подобные игры, тот произнес с полуулыбкой:

– Разбирай людей, с кем можно, а с кем нельзя. Принцип жизни прост: воруй, но не попадайся. Кто не пойман, сам знаешь, тот не вор… А лучший друг прокурора…