Бескрылые птицы
Шрифт:
Несколько раз пароход впускали в шлюзы, которые быстро наполнялись водой. Как только вода достигала известного уровня; ворота шлюзов автоматически открывались и пароход мог идти дальше.
Местами берега канала подымались высоко, выше верхушек мачт, и пароход шел, как по глубокому ущелью. На прибрежных холмах паслись овцы, поглядывая глупыми глазами на заморских гостей.
В других местах канал тянулся, как нескончаемая улица. Рядом с ним шла асфальтированная дорога, и километр за километром по берегу тянулись красные кирпичные здания. Все они были небольшие,
Индивидуальный вкус не проявлялся ни в чем. Это было типично по-английски, так же как типично английскими были все эти встречающиеся на каждом шагу угрюмо-серьезные лица, форменная одежда и блестящие пуговицы с изображением британского льва.
Волдиса это однообразие утомляло, так же как и скучная равнина и дымящие по обе стороны канала фабричные трубы.
В манчестерские доки прибыли уже к вечеру. Так как таможенные формальности были выполнены еще в Ливерпуле, люди могли сейчас же сойти на берег.
— Топорик [47] , у тебя должны быть деньги! — приставал Блав к артельщику. — Если ты в бога веруешь, дай один фунт и спаси нас от жажды.
— Ей-богу, нет ни пенни! — божился плотник. — Старик в Ливерпуле дал на продукты только на два дня.
— Ну не будь же таким бессердечным, выручи своих старых друзей!
Плотник пробовал как-нибудь отвертеться, но, увидев, что это не удастся, плюнул, смачно выругался и сдался на просьбы Блава.
— Пойдем вместе на берег. Самому тоже не мешает выпить…
47
Топорик — На судах, латвийского торгового флота корабельному плотнику иногда давали, кличку «Топор».
У них сразу оказалось много попутчиков, так как все поняли, что у плотника есть деньжонки. К Блаву присоединились Зоммер, Андерсон и Зейферт, и полчаса спустя после прибытия парохода они веселой гурьбой пошли в город.
Сразу же после их ухода в кубрик кочегаров вошел радист Алкснис. Это был странный человек. Радиста причисляют к судовому начальству, оплачивают, как третьего штурмана; у него отдельная каюта, обедает он в кают-компании. Следовательно, он стоит как бы выше обслуживающей команды и ему не полагается дружить с матросами и кочегарами.
Алкснис, вероятно, представлял исключение из этого правила. Замкнутый и неразговорчивый среди пароходного начальства, он не общался с механиками и штурманами, никогда не садился вместе с. ними за стол, — свой досуг он проводил в кубрике кочегаров, с ними ходил на берег, в кино, в кабаки.
Так как Алкснис все это делал открыто, остальные обитатели кают-компании награждали его уксуснокислыми замечаниями. Первый
Алкснис не обращал внимания на эти советы. Он был веселый парень, умел играть на пианино и знал французский язык.
О нежелательном панибратстве стало известно и капитану. Старик вызвал упрямца к себе в салон, и они довольно долго оставались там наедине.
— Скажите, почему вы так себя ведете? Если вам скучно, почему вы не общаетесь с равными?
— Господин капитан, разве чиф Рундзинь — общество? Я не могу с ним слова сказать. Всегда раздраженный, недоверчивый, скупой.
— Есть же другие, помимо чифа. Что вы можете возразить против первого штурмана?
— Он только что женился и не решается сходить на берег.
— А второй штурман? Тот еще не женат.
— С тем еще хуже: он собирается жениться и копит деньги на свадьбу.
— Второй механик?
— Вот видите, господин капитан, вам самому смешно. Это же павлин, готовый лопнуть от надменности. Шутка ли — из кочегаров стать механиком!
— О третьем механике не стоит говорить, не правда ли?
— Этот седой отец семейства? Он такой набожный, каким я, к сожалению, как бы ни старался, не смогу стать.
— Так, значит, вам нужны молодые, веселые товарищи? Знаете что? Если уж вы действительно не можете обойтись без этих чумазых, не лучше ли будет, если вы переберетесь на бак со всем имуществом? Сделаем там еще одну койку, и вы будете находиться круглые сутки среди своих любимцев.
Потом капитан бранил и стыдил Алксниса, взывал к его гордости. Но сразу же после этого разговора строптивец опять пошел на нос, к кочегарам.
Таков был Алкснис. Сейчас он надел темный костюм и собирался на берег.
— Вы что, думаете торчать весь вечер на пароходе? — обратился он к тем, которые еще не ушли.
Зван сидел на койке, обхватив голову руками.
— А что делать на берегу без единого пенни в кармане?
— У меня есть еще два фунта, которые я выменял в Риге. Живо вставай и одевайся!
Волдис мыл посуду, но радист не дал ему кончить.
— Бросай тряпку в печку и пойдем с нами в город.
Волдису и самому очень хотелось сойти на берег, поэтому он без возражений согласился. Гинтер обещал домыть за него посуду.
— Галстук не нужен! — крикнул Алкснис, когда Волдис собрался повязать галстук. — Надень только шарф, не на бал ведь идем.
Когда они сошли на берег, было уже темно. Прошли мимо длинного большого элеватора, под которым стояли черные пароходы. Некоторое время им пришлось идти по пустынному железнодорожному полотну, перерезанному во всех направлениях рельсами. Доки окружала высокая ограда. Отсюда можно было выйти только через ворота, у которых все время дежурил полисмен, громадный, как лошадь, очень ленивый и важный. Когда кто-нибудь приближался к его сторожевой будке, он выходил навстречу, и все его приветствовали. «Добрый вечер, сэр», — говорили моряки.