Бескрылые птицы
Шрифт:
«А если она мне откусит? — спрашивает муж. — Чем я буду писать?»
«Не тревожься, — отвечает кади. — Тот рот беззубый, и, выйдя из него, ты поймешь, что он не нанес тебе никакого урону».
Жена раззявилась и все таращится на огромную камышину судьи, но тот заправляет инструмент обратно, они прощаются, и нате вам: через некоторое время у пары рождается ребенок, которого, хоть это девочка, нарекают в честь кади. Вот почему в Антифеллосе проживала единственная на свете девица с именем Осман.
Стамос-птицелов вздохнул:
— От Веледа только
— Клянусь, это правда! — вскинулся Велед.
— У кого-нибудь есть история без скабрезностей? — поинтересовался Рустэм-бей. — Спрашиваю без особой надежды, просто из любопытства. — Он оглядел честную компанию и остановил взор на гончаре Искандере: — Искандер-эфенди, готов спорить, что ты подобных историй не рассказываешь.
— Я не знаю никаких подходящих историй, — ответил гончар, — но мне нравится рассказывать о подлинных происшествиях. Может, вам интересно узнать, почему я в четвертый раз направляюсь в Смирну, хотя мне нечего продать, и знакомых там нет?
— Наверное, тебе кто-нибудь рассказал о борделе на побережье, — предположил Велед-жирнюга, и кое-кто из путников засмеялся.
Искандер скривился и возвел взгляд к небесам.
— Не обращай внимания, — сказал Рустэм-бей.
— Он уже всем надоел, — поддержал Мохаммед, который все еще переживал холодный прием анекдота о ходже Насреддине.
— Расскажу, коли вам интересно. — Искандер помолчал, собираясь с мыслями. — Как вы знаете, одного моего сына зовут Каратавук, потому что я сделал ему свистульку, что поет, как дрозд, и мальчишка стал изображать дрозда — завел себе черную рубашку, полюбил черные вещи и целыми днями со свистком во рту машет руками, прыгая по камням среди старых гробниц.
У него есть дружок, христианский мальчик, и тому я сделал свистульку, что поет, как малиновка. Никогда не знаешь, какой будет звук у свистка, это как получится. То вдруг выйдет бюльбюль, а то дрозд.
Дружок Каратавука — сын Поликсены и Харитоса, вы их знаете, а сестра у него красавица Филотея. Он этакий крепыш, но решил прозываться Мехметчиком. Раз Абдул называет себя дроздом, думает он, я буду малиновкой.
Парнишки гоняют по округе, играют в птиц, а как надоест, заглядывают ко мне — любят возиться с глиной. Я им разрешаю что-нибудь слепить, иногда ходим вместе накопать материалу, или же они забираются в большой бак и помогают старому слепому Димосу очистить глину от камешков…
— Я все гадал, — вмешался Али, — на кой ты заставляешь слепого старика топтаться в баке с глиной? Он вечно так перемажется, что не разберешь — то ли мужик с проказой, то ли шайтан, то ли мертвец из земли вылез.
— В свежей глине полно камешков, песка, деревяшек, и Аллах знает чего еще, — объяснил Искандер. — Ее кладут в бак и размешивают в воде. Потом эта каша успокаивается, мусор оседает на дне, и тогда кто-нибудь забирается в бак и собирает его пальцами ног. Когда всю дрянь убрали, жижу сливают из бака через дырку чуть повыше днища, высушивают, и ты получаешь чистую глину, а значит, изделие
— Не к добру, если неверный топчется в глине, — сказал Али. — Негоже, чтоб мусульманский горшок носил следы христианских ног.
Искандер засмеялся:
— Ноги, они и есть ноги! К тому же старик Димос женат на двоюродной сестре тетки моей жены. Я оказываю милость, и никогда не слышал, что милосердие должно распространяться только на единоверцев. Горшки-то я всем продаю. У Левона-хитрюги есть мои горшки, евреям продавал и даже чертопоклонникам. У денег своя религия.
Али с сомнением покачал головой.
— Так на чем я остановился? — спросил Искандер.
— Ты собрался рассказать, зачем в четвертый раз идешь в Смирну, хотя тебе нечего продать, и ты никого там не знаешь, — сказал Рустэм-бей. — Но вдруг начал о сыне, изображающем птицу, а потом съехал на старика-христианина, который топчется в твоей глине.
— Ага, вспомнил! Мысли, они как вьюнок, что десять раз обернется вокруг столба, пока доберется до верхушки… Погодите… Ну да, раз этот парнишка, Мехметчик, и говорит моему сыну: «Почему у твоего папы нет пистолета?»
«Не знаю», — отвечает Каратавук.
«Наверное, денег не хватает?»
«Нет, хватает».
«А вот и не хватает!»
«А вот и хватает!»
«Не хватает, не хватает!»
Ну, вы знаете, как это у мальчишек. А Мехметчик еще и говорит: «Вот у моего папы есть пистолет! Мой папа лучше твоего!»
Каратавук осерчал, смазал приятеля по мордасам и поставил ему фингал. Мехметчик в слезы, потом здорово лягнул моего сынка, и тот завыл. Тут появляется ходжа Абдулхамид, хватает их за шкирку, надирает уши за драку на улице, притаскивает ко мне, и я вытягиваю из них, что произошло.
И вот странная штука — через какое-то время я начинаю думать о том, что у меня нет пистолета. «Он тебе и не нужен, — говорю я себе. — Зряшная трата денег. Зачем он тебе?» А другой голос нашептывает в ухо: «Но ведь хотелось бы иметь пистолет, правда?» — «Не будь дураком», — говорит первый голос, а второй подзуживает: — «У всех мужчин есть оружие, без него мужчина не мужчина».
— Точно! — перебил Стамос. — Истинная правда. Поэтому у меня есть пистолет. Пожалуй, это важнее, чем иметь яйца и целый выводок детей.
— Ну вот, голоса от меня не отстают, и я уже не могу спать по ночам, потому что они ссорятся, перебивают друг друга и обзываются, и это хуже, чем соловьи, которые никак не заткнутся. И вот как-то я сижу за кругом, делаю блюдо, что и вообще непросто, и вдруг оно завихлялось и скукожилось. Я взбеленился, смял его и швырнул в ведро с глиной. Тут до меня дошло, что я не могу сосредоточиться на работе, потому что беспрестанно думаю о проклятом пистолете, которого у меня нет, и единственный способ вернуть себе покой — приобрести оружие.