Беспамятный
Шрифт:
— Джоан… — У меня сперло дыхание, и я не стал больше ничего говорить. Просто шагнул навстречу ее рукам, губам, ее волосам, ее коже. Глупо, наверное, понимаю, но… Но я устал сам себе говорить, что это мой борттехник, девчонка в сложной ситуации, и все такое. Я же хотел ее с того момента, как в первый раз увидел, просто что-то заставляло держать дистанцию. И я даже не знаю, что именно, если отбросить в сторону все мои отмазки от самого себя.
— Птиц… Игорь… И-горь… У тебя сладкое имя, ты пахнешь так, как мне нравится, держи меня крепче, мэн, пожалуйста… Да… Да! Да!!! — Ее голос рвал мне барабанные перепонки,
А потом все стихло. И я почувствовал легкую и приятную боль в разодранной спине. И понял, что я лежу и стараюсь не дышать, чтобы слушать ее дыхание. И жалко, что я не могу заглушить стук своего сердца, остановить его, чтобы слушать ее. И дышать запахом ее волос, ее кожи. Всегда. И не думать. Не думать. Не думать.
Джоан приподнялась на локте, посмотрела мне в глаза, ойкнула и отпрыгнула к стене, натянув плед, которым была покрыта моя койка, себе на плечи.
— Что такое? — не понял я.
— У тебя взгляд сейчас совершенно жуткий. Бешеный какой-то. Что с тобой?
— Со мной? — я все равно ничего не понимал. — Ничего, не считая того, что меня только что любила восхитительная женщина. А что со мной еще?
— Восхитительная, — произнесла она медленно, чуть ли не по слогам. — Спасибо, Игорь. Извини, хорошо? — И с этими словами она вскочила с кровати босыми ногами на пол, завернулась в мой плед, собрала с пола свою одежду и выскочила за дверь. Да причем все это было проделано с такой скоростью, что я даже сказать ничего не успел.
Меня оставили одного в каюте. Ни черта не понимающего, мягко говоря — изумленного, я, если не подбирать выражений, то… то я лучше промолчу. Я откинулся обратно на кровать, громко выругался и пожалел, что нет ни одной сигареты. Не додумал на Земле, не разжился хорошим табачком. Ну и идиот, а? Или прав был Алексей Алексеевич, я мудак, и просто опять забыл сам себе это сказать? Или в консерватории что-то не так, или пора консервы менять. И пулемет ставить, как в древнем анекдоте.
А потом я проснулся. Оказывается, меня вырубило. Немудрено, с одной стороны-то, а с другой — зря я так. Вдруг она приходила, пока я спал, хотела поговорить? Хотя… Это же женщина. Хотела бы поговорить — пришла бы и разбудила, а раз не случилось, значит и не было. Мда, и как понимать все произошедшее?
А никак. Захочет поговорить — сама разговор заведет. А навязываться ей с моей точкой зрения или с моим желанием поговорить — ну его нафиг. Не буду. У меня и так дел хватает, решил я. И как только мне пришла в голову эта мысль, как пиликнул коммуникатор, сообщая о пришедшем письме.
Оно было от Звишина и содержало семнадцать номеров счетов. И указания, кто есть где. Я обрадовался, как ребенок, и дернулся в банковскую систему. Через двадцать минут все было готово — со счета Рикардо Альтеза ушло семнадцать платежей по полсотни тысяч рублей. И мне изрядно полегчало вдруг, словно камень
А ведь не исключен и такой вариант. И тогда я дважды правильно выбрал направление для прыжка — меня снова интересовал уютный мирок, под названием Ариэль, система Беты Бурундука. Мне остро требовалась врачебная помощь Анри-Жака Марата, доктора медицины, и консультация Анри-Жака Марата, знатока жизни за гранью закона. Откуда я это взял? Да просто сложил два и два, знаете ли. У дока в друзьях ходил Саймон Баррет, пират и контрабандист. Док держит частную клинику в совершенно не подходящем для этого районе. А еще его дом напоминает долговременную закрытую огневую точку, иначе дзот. И, если этого всего мало, чтобы прийти к подобным выводам, то я не я и жизни не знаю!
С этими мыслями я вышел в рубку, проверить, как себя ведет корабль. «Скат» вел себя хорошо, держал заданный курс, и мне оставалось еще двенадцать часов ползти по Солнечной. Занятие увлекательное ровно настолько же, как наблюдение за ростом улиток, как мне кажется. Не люблю «родину человечества» именно из-за этих идиотских ограничений на гиперстарты из системы. Впрочем, в городах тоже существуют скоростные режимы. Так что аналогия скорее всего корректна.
Но делать нечего — надо ползти. И еще двенадцать часов автопилот будет занят изрядно медитативным делом, поддержанием заданного курса. А через одиннадцать часов тридцать минут он подаст мне сигнал, говорящий о том, что пора запускать программу разгона. А стало быть есть время заняться своими делами, не относящимися к маршруту. Например, пойти и почистить оружие. А то непорядок.
К моменту окончания разгона я довел все свои стрелковые единицы сначала до блеска, а потом едва не утопил в смазках и гелях-ревитализантах. А потом опять довел до блеска. И даже успел еще несколько часов поспать. Проснувшись же, выпил чашку того, что автомат в кают-компании считал за «чай зеленый», и пошлепал в рубку. На своем боевом посту я чувствовал себя явно адекватнее, чем в каюте. Да и положено, вообще-то, при начале прыжка капитану находиться на своем месте. Нет, автоматика справится, сомнений никаких, но зачем?
В рубке уже находилась Джоан. Сосредоточенно втыкающая в свой монитор, демонстративно не общающаяся со мной на отвлеченные темы, просто при моем появлении буркнувшая что-то вроде «капитан, мастер-техник на посту, вахта номер два». Ну и ладно, подумал я, черт с тобой, засранка. Захочешь поговорить — сама начнешь разговор, а не захочешь, значит, не захочешь.
И в этот момент на пульте пискнул вызов. Внутрисистемный, от Славки. Я вывел изображение видеоканала себе на монитор, а звук на свой наушник.
— Да, Слав, ты прям вот как знал, что я еще не улетел.
— Знал, знал, — вместо приветствия фыркнул Звишин. — И ты ща знать будешь. Твой кораблик фонит. Что это значит — сам догадаешься или объяснить?
— Уже догадался, — кивнул я. — А от кого подарок и когда вручили, ты случайно мне не подскажешь?
— Не от нас, Гошк. Это я тебе гарантирую. Или от тетушки, или еще от кого. Причем я ставлю на второй вариант, теткины детки так топорно не работают, да ты сам знаешь. А читаешься ты отчетливо, это к бабке не ходи.