Беспамятство как исток (Читая Хармса)

Ямпольский Михаил

______________

30 Хлебников в "Зангези", между прочим, упоминает "мельника времен" и часового, стремящегося их остановить (Хлебников Велимир. Творения. С. 492).

31 Saint Augustin. Les confessions. Paris: Gamier; Flammarion, 1964. P. 277.

История 153

той плоскости "Зангези" "Падучая" обыгрывает эту связь. Плоскость начинается: "Азь-два... Ноги вдевать в стремена! Но-жки! Азь-два" 32. И кончается:

Шашки выдер-гать -

Вон! За мной!

Направо руби,

Налево коли!

Слушай, браток:

Нож есть?33

Эта реплика про нож вдруг возникает в "Елизавете Бам" в самом начале: "У

вас ножа нету?" (ПВН, 176) -- и отсылает к отсутствию ног у Ивана Ивановича. У Хлебникова, и это примечательно, нож, шашка -- это знаки "падучей", выпадения из времени, создаваемого войной. О войне же говорится, что она "перерезала наши часы, точно горло"34.

Кроме того, сабля это -- совершенно умозрительная и вместе с тем конкретная мера, и в этом смысле она как бы противостоит абстрактной универсальности принятых эталонов измерения. Хармс записывает в тексте под названием "Измерение вещей" (здесь же, между прочим, подчеркивается связь сабли с шагами):

Л я п о л я н о в. Но физики считают вершок

устаревшей мерой.

Значительно удобней

измерять предметы саблей.

Хорошо также измерять шагами.

П р о ф е с с о р Г у р и н д у р и н. Вы не правы Ляполянов.

Я сам представитель науки

и знаю лучше тебя положение дел.

Шагами измеряют пашни,

а саблей тело человеческое,

но вещи измеряют вилкой (Логос. С. 105--106; ср. с часовой стрелкой в виде вилки в "Старухе").

Шашка, сабля подобны стрелкам часов. Они вращаются над головой, сея смерть. Они превращают часового в полное подобие часового механизма. В 1929 году Хармс поясняет в тексте "Сабля":

Козьма Прутков регистрировал мир Пробирной палаткой, и потому он был вооружен саблей.

Сабли бьши у: Гете, Блейка, Ломоносова, Гоголя, Пруткова и Хлебникова35 . Получив саблю, можно приступить к делу и регистрировать мир.

Регистрация Мира.

(сабля -- мера) (ПВН, 439).

Удары сабли -- это удары часов.

__________________

32 Хлебников Велимир, Творения. С. 489.

33 Там же. С. 490.

34 Там же. С. 490.

35 Особенного внимания в этом списке заслуживают Гете и Хлебников,

154 Глава 5

Часовой -- это механизм, расчленяющий поток, континуум. Указание на то, что, пока Крюгер стоит на часах, "и ветер не промчится", особенно показательно, если учесть, что ветер постоянно ассоциируется с движением времени. Характерно, что третья часть "Комедии" начинается с вторжения в страну ветра, сквозняков, струй:

...и криком воздух оглашая

ворвется в дом струя большая.

Дудит в придворные глаза

в портьеры, в шторы, в образа

колышет перья, фижмы, пудру

вертится, трогает струну

дворцы ломает в пухи к утру

потоком льется на страну.

Летит волна, за ней другая

царицу куклой кувыркая

козлиный комкая платок

царя бросая в потолок.

(1, 119)

Время как поток в данном случае явно враждебно истории, которая может совершаться, только если континуум остановлен, отмерен часовым. Часовой саблей создает Историю. Смешение времен, нарушение соотношения темпоральных и событийных серий, гибель истории связаны со смертью часового.

11

Каким образом сабля мерит время и "человеческое тело" одновременно? Рассекая, разрезая, распиливая.

Понять роль сабли помогает важная для Хармса концепция времени, особенно

активно распространявшаяся в России П. Д. Успенским. Речь идет о понимании времени как четвертого измерения пространства. Успенский исходил из того, что линия является результатом движения точки, движение линии создает плоскость, а движение плоскостей -- трехмерные тела. Согласно такой логике, нет оснований считать, что трехмерное тело, двигаясь, не создает некоего пространственного образования, которое может быть воспринято только из четырехмерного пространства. Направление движения трехмерного тела, по мнению Успенского, воспринимается нами как время. Успенский подчеркивал, что существа, живущие в двухмерном пространстве, не в состояний воспринять трехмерное тело. Он приводил пример, принадлежащий теософу Лидбитеру (Leadbeater), который писал, что рука, упершаяся пальцами в стол, оставит на его поверхности пять кружков -- следов от пальцев -- и будет воспринята существом, обитающим в двухмерном пространстве, как пять раздельных кругов, пять изолированных срезов руки36. Примерно так воспринимаем мы

_____________

36 Успенский Я. Д. Tertium Organum. СПб., 1911. С. 21.

История 155

четырехмерное тело, движущееся в направлении, которое мы воспринимаем как время. Оно как бы рассекается точкой настоящего, точкой "сейчас" и дается нам как некий срез тела, четырехмерный объем которого существует в воображаемом восприятии "четырехмерна" как некое невидимое продолжение в прошлом и будущем, недоступных, по понятным причинам, нашему восприятию. Успенский утверждал, что

Четырехмерное тело есть бесконечное число моментов существования трехмерного тела -- его состояний и положений. Трехмерное тело, которое мы видим, является как бы фигурой, одним из ряда снимков на кинематографической ленте.

Пространство четвертого измерения, -- время, -- действительно есть расстояние между формами, состояниями и положениями одного и того же тела (и разных тел, т. е. кажущихся нам разными)37.

Успенский утверждал, что такое невидимое тело как бы является формой одновременной явленности, например человеческого тела от младенчества до старости. Это тело беспрерывно меняется, но одновременно является самим собой. Такое странное тело, в котором единовременно существуют и новорожденный, и умирающий старик, Успенский называл термином индуистской философии (позаимствованным у Блаватской) Линга Шарира (Linga-Shariri).

Понятно, что фиксация настоящего момента разрубает Линга Шарира на части, предстающие как бы срезом, спилом четырехмерного тела. Этот момент -- остановка, которая оказывается как бы смертью четырехмерного тела, но в действительности таковой не является, потому что смерть находится где-то в четырехмерном пространстве как часть Линга Шарира. Поэтому каждое существо, данное нам в восприятии, -- это только одна из множеств ипостасей невидимого четырехмерного тела -- равная себе и всегда отличная от себя самой. Четырехмерное тело Успенского по некоторым своим характеристикам напоминает "предмет" Хармса, существующий в мире чистой умозрительности. Отсюда, возможно, и странная игра Ивана Ивановича в "Елизавете Бам", называющего Елизавету то Елизавета Таракановна, то Елизавета Эдуардовна, то Елизавета Михайловна. Все эти имена, не отражая сущности "предмета", могут относиться к его "срезам". Елизавета Бам дается нам лишь как некие временные ломти ее Линга Шарира,