Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана

де Берньер Луи

– Здорово! – воскликнул Хекторо.

– Извините, пожалуйста, – сказал учитель Луис посланнику.

Генерал засунул пистолет в кобуру и вытер платком взмокший лоб, а посол отметил у себя на брюках два одинаковых грязных пятна, потому что стоял коленками в мокрой глине.

Поднявшись на утес, генерал попытался возродить торжественность визита, лично поблагодарив всех, кто устранял неисправность подъемника, но все сбилось. Дионисио строго-настрого наказал Ремедиос и близко не подпускать графа к генералу, чтобы избежать долгих и неправдоподобных объяснений.

Но граф был неудержим; стряхнув

с руки вцепившуюся в него Ремедиос, он шагнул вперед и витиевато представился:

– К вашим услугам, граф Помпейо Ксавьер де Эстремадура, и да хранит Господь истинного католика – его величество.

– Однако, – проговорил генерал, недоверчиво оглядывая персонажа из древнего прошлого. На графе красовались заржавевшие остатки доспехов, напяленные поверх индейской одежды, детали которой торчали сквозь латы. На кирасе виднелись дырки, пробитые пулями из автомата Ремедиос, гребень бургундского шлема с забралом расклепался и печально свесился набок. До генерала вдруг дошло, что еще несколько человек тоже одеты в остатки древних доспехов; он сморгнул и потряс головой.

– Так звали моего предка, – сказал генерал. – Он пропал в 1533 году во время экспедиции, отправившейся на поиски города Вилькабамба, и это он основал Ипасуэно.

– Вот именно! – воскликнул граф. – А потому я заявляю права на все твои владения, которые не являются твоими, пока я пристойно не скончаюсь.

Недоумение генерала еще больше возросло, когда граф прибавил:

– Поскольку я твой старший родственник, ты должен покориться моей власти, а иначе я отрежу тебе нос, как тому мавру в Кордове!

– Мы позже переговорим об этом наедине, – дипломатично ответил генерал и поманил к себе сына, который пытался незаметно улизнуть: – Дионисио, поди сюда и объясни мне кое-что.

Никакие объяснения за завтраком в ресторане «У донны Флор» не смогли убедить генерала, что граф – действительно граф, которого в день святой Цецилии вместе с пятьюдесятью солдатами погребла под собой снежная лавина, но Аурелио вернул их к жизни, чтобы помогли раскопать город. Дионисио показал отцу фамильный перстень Монтес Coca.

– Граф его узнал и требует обратно. По счастью, он помнит только то, что происходило сотни лет назад, и забудет, что собирался отрезать тебе нос. Ремедиос за ним приглядывает, чему я очень рад.

Английский посол, ничего не поняв из пространного доклада на кастильском диалекте, пинками отгонял свинок, что собрались у его ног в ожидании объедков, а потом вдруг понял, что совершил ошибку, заказав «Цыпленка для настоящего мужчины». Когда ядреный соус чили запустил клыки ему в глотку, посланник сильно поперхнулся, и слюна неудержимым потоком потекла из перекошенного рта прямо на скатерть. Ярко-красный румянец, заливший лицо и шею посла и превративший его в подобие саламандры, вероятно, на три четверти был вызван «Цыпленком для настоящего мужчины», а на четверть – жутким стыдом от внезапной le'se-majeste… [89] С вытаращенными глазами он схватил кувшин для воды, залпом выпил содержимое и только потом сообразил, что в кувшине была водка. Бедный посол чувствовал, как неотвратимо накатывает опьянение; пот лил с него ручьями. Он еще успел скормить немного объедков свиньям, и те с визгом

убежали, а потом голова посланника медленно опустилась в тарелку с недоеденным завтраком, и он, пуская слюни, убаюкался сном младенца. В оцепенении он напрудил себе в резиновые сапоги, а снилось ему, как донна Констанца и Гонзаго забавляются в луже рвоты.

89

Потеря достоинства (фр.).

– Ремедиос… – повторил генерал, не замечавший состояния посла. – Где-то я слышал это имя, и лицо ее кажется очень знакомым. – Он покопался в памяти. – Я видел ее на листовке «Разыскивается преступник», она – лидер «Народного Авангарда»!

Дионисио похолодел при мысли, что генерал надумает сейчас арестовать Ремедиос, и перебил отца:

– «Народный Авангард» давно распустили, папа, как только был объявлен мир. Как тебе еда, мама, нравится?

На лице мамы Хулии, непривычной к воздействию коки, еще блуждала улыбка. Мама кивнула в ответ:

– Мне-то да, а вот ему, по-моему, нет.

Проследив за направлением ее взгляда, присутствующие разом отметили печальное состояние посла: он уткнулся лицом в тарелку и напустил в нее лужицу слюны, что уже потихоньку стекала на пол.

– Господи! – проговорил генерал, поднимая пустой кувшин. – Он все выпил! Наверное, подумал, там анисовая вода.

– Нужно прочистить ему желудок, – сказал Дионисио.

– Ой! Он обдудолился! – неделикатно обнародовала свои наблюдения мама Хулия.

– Что за выражение, дорогая! – упрекнул ее муж, на что она упрямо ответила:

– Так обдудолился же! – и, лихо сдвинув набекрень экстравагантную шляпку, спросила: – Ну, как я выгляжу?

– Да что ж за день такой ужасный! – простонал Дионисио. – Мне так хотелось показать, чего мы достигли, и произвести на вас впечатление. Пойду за Аурелио, он займется послом.

Пока Дионисио не было, появилась молодая женщина с младенцем, и мама Хулия подскочила к ним и заворковала над ребенком. Тот, сморщив личико и суча ручками-ножками, захныкал, и мама Хулия, чтобы успокоить дитя, сунула ему в рот пухлый палец.

– Бедняжка голодный, – сказала она.

– Он плачет, потому что у него нет имени, – ответила молодая мать. – Мы его еще не окрестили.

– А как вы его назовете?

– Дионисио Двадцатый. Правда, миленький?

Мама Хулия машинально повторила имя, но вдруг напряглась:

– Двадцатый маленький Дионисио? А кто его отец?

– Дионисио, разумеется. Ну тот, со шрамами на гриле. Генерал вознес взгляд к небесам, глаза же мамы Хулии просто закатились.

– Что?! Сколько же их у него?

Девушка довольно улыбнулась и покачала ребеночка на бедре:

– Этот – самый последний Дионисио, а еще есть штук двадцать маленьких Аник.

Кока мгновенно улетучилась из мамы Хулии. Она глубоко вздохнула и ледяным тоном произнесла:

– Вы слишком молоды, чтобы иметь сорок детей.

– Так жен-то у него полно.

Мама Хулия зашагала прочь от ресторана, и генерал бросился за ней следом. Она сорвала с головы шляпку с причудливыми цветами, закатала рукава и неслась по улице, разыскивая сына и выкрикивая: