Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана
Шрифт:
– Эна, прошлой ночью мы два часа целовались. Я думал, ты и сегодня захочешь не меньше.
Она поразилась:
– Мы целовались?
– А то нет!
Она походила туда-сюда, взявшись за подбородок, словно раздумывала над малопонятным шифром, а потом, озорно хихикнув, обняла меня за шею и чувственно прошептала:
– Это я пошутила. Правда, смешно? Целуй меня, как хочешь.
– Обхохочешься, – сказал я еще обиженно, и мы принялись целоваться. Нынче Эна держалась увереннее и казалась гораздо опытнее, чем накануне, что опять удивляло и сбивало с толку.
– Почему ты целуешься не так, как вчера?
– У меня разные поцелуи на каждый день недели, – ответила она. – Вчера было воскресенье. Кроме того, я практиковалась.
– Что?! – возмутился я, жутко взревновав. – С кем это?
Она
– Да ни с кем. Тренировалась. Совала язык между долек апельсина.
– Ты вруша, – сказал я. – Ну-ка, давай еще раз понедельничным поцелуем.
Одно, естественно, к другому, но в постель мы не ложились еще месяца два. Не потому, что Эна была пугливой молоденькой девственницей; мне казалось, она весьма заинтересована в том, чтобы расстаться с невинностью. Но мне самому требовалось увериться, что я действительно хочу забыть безответную любовь в Мехико и принять Эну со священным восторгом, какой должен испытывать благородный человек к добропорядочной девственнице. Кроме того, я искренне хотел подойти к этому без спешки, без всякого напора, чтобы все было романтично, без принуждения, чтобы чувства успели разогреться до точки кипения.
И как-то вечером, когда мы беседовали при свете керосиновых фонарей, Эна поднялась и вынула у меня изо рта сигарету. Растерла ее на земле, протянула руку и повела меня к постели. В темноте одним проворным движением выскользнула из поношенного голубого платьица, обвила мою шею руками и тесно ко мне прижалась. Даже в темноте я видел, как сияют ее глаза, они светились так ярко и звездно, как это бывает, по-моему, только у юных женщин. Она нежно поцеловала меня и шепнула:
– Сейчас самое время.
Слегка неловко в темноте Эна одну за другой расстегнула пуговицы на моей рубашке и просунула под нее прохладные узкие ладони, пробираясь сквозь поросль на груди. Взяла меня за плечи и подтолкнула к кровати, но ту, как выяснилось, целиком занял перепутанный клубок сонных кошек. На некоторое время романтика полностью исчезла, пришлось сгонять котяр, а это дело непростое при их весе и неохота шевелиться по природной вялости сластолюбивых кошачьих.
Тело Эны – роскошное царство: щедрое совершенство девичьих изгибов и пьянящий дурман женщины, рожденной для необузданной любви. Какая гладкая и нежная кожа! Мое тело познавало это царство, а невинность и чувственность Эны пробудили ощущение, испытанное при первой встрече с Андами; сердце то перемещалось к солнечному сплетению, то поднималось к горлу, не давая дышать. Чудо так меня ошеломило, что я едва не пропустил хрупкие частицы наслаждения, которые в своем осторожном познании Эна стремительно посылала сквозь мое тело.
5. проповедь отца Гарсиа, обращенная к ягуарам с верхушки обелиска
Братья и сестры во Христе, бывшие марксисты, разочарованные последователи Мариатеги, [24] крестьяне, шлюхи и партизаны, я поведаю вам об откровении, явленном моей душе в долгие и трудные дни нашего опасного горного похода из Чиригуаны, где жизни нашей угрожала опасность, в благословенный город Кочадебахо де лос Гатос, где мы вступили в лучший мир и начали новую жизнь среди пятнистых камней цивилизации, давно погрузившейся в воды; сии камни чудотворно и своевременно осушило вмешательство Господа нашего, выразившееся в землетрясении.
24
Хосе Карлос Мариатеги (1895–1930) – основатель Перуанской компартии.
Откровение, о коем я веду речь, – это само благоразумие, и не может быть опровергнуто ни поднаторевшими в казуистике законниками, кто денно и нощно печется о том, чтобы делать как можно меньше, только надувать и запутывать людей непостижимой тарабарщиной, до отказа набивая банковские сейфы, где содержатся их недостойные накопления, ни здравым смыслом, поскольку на нем оно и зиждется; его не могут отвергнуть ни философы, не уверенные даже в значении слов, коими выражают свои сомнения, ни доктора богословия, что жуткими придирками глупо отрицают наличие бессмертной Души у кошачьих, подобных вам, и без устали препираются – чем занимался в средние века
Правда в том, что в Библии – почти все неправда, и кому сие знать, как не мне, ибо я – священник, хоть и лишенный несправедливо сана из-за напраслины, которую возвела на меня докучливая и заблуждающаяся прихожанка. Но в глазах Господа я не расстрига, ибо верный Ему слуга, кому Он ниспослал Свое Откровение, а оно в том, что большая часть мироздания, попросту говоря, – ошибка и недосмотр, в чем Господь искренне раскаивается.
Разве Господь не благ и мудр непревзойденно? Стоит нам оглядеться вокруг и вспомнить события недавнего прошлого, чтобы с абсолютной ясностью понять: это мироздание – злых рук дело. Я был лишен сана по лживому обвинению прихожанки в соблазнении, и ей поверили. Военный отряд прибыл в наш прежний поселок и попытался надругаться над кухаркой Фаридес, а потом убил несколько человек ручной гранатой. Затем донна Констанца бездумно решила отвести к своему плавательному бассейну реку, что поила всех нас, тогда как при добром мироустройстве ей бы такое и в голову не пришло. А потом солдаты подвергли нас новым гонениям, но мы отбили врага, ибо Господь надоумил, чтобы Фелисидад, пылкая и смазливая шлюшка, перезаразила офицеров обычной гонореей и барранкильским сифилисом. А затем солдаты вновь вернулись, и нам пришлось в кровавой бойне перебить почти всех, что в благом мире было бы невозможно, а потом покинуть пенаты в страхе перед репрессиями, беспрецедентными в истории нашей страны, не считая времен Произвола, когда имели место плюс-минус триста тысяч политических убийств – подсчет приблизительный, поскольку безымянные могилы множились в нашем окутанном ночью краю.
Более того, мы живем в мире, где существуют воровство и убийство, насилие и непочтительность во всем множестве проявлений, где бабы-притворялы симулируют оргазм, отчего мужики мнят себя жеребцами почище коня дона Эммануэля; в мире, где наша городская молодежь отравляет себя «базуко» [25] и алкоголем, ради которых они и солгут, и убьют; в мире, где так много сирот, точно Святой дух обрюхатил миллион незримых дев; в этом мире детей отдают в проституцию, чтобы расплатиться с долгами, а маленьких мальчиков тайно растлевают епископы, генералы и незаслуженно знаменитые драматурги.
25
Наркотик, производная кокаина.
Кроме того, мы видим, что независимо от пагубы человеческой деятельности против нас сама природа с ее наводнениями и ураганами, королевскими аспидами и скорпионами, землетрясениями и кораблекрушениями, необъяснимыми болезнями и расстройствами, с предосудительными затмениями Солнца и Луны, из-за чего в одних местах люди странным образом сходят с ума, а в других приливы столь губительно полны, что выбрасывают рыбу на горные склоны. И сверх того, мнится мне, природа так задумана – положиться возможно лишь на эфемерность любви.
Что же сие означает? Как это понимать? Можем ли мы взглянуть на мир и сказать: «Бог есть Добро»? Нет, не можем. Мы оглядываемся вокруг и видим мир, определенно созданный для нашего неудобства, и потому у нас зачешется в причинном месте именно в то время, когда мы на приеме у важной персоны и, следовательно, почесаться не можем; мы обнаруживаем, что в горах слишком холодно, а в льяносах чересчур жарко; в джунглях, что так красивы, тебя живьем жрут ядовитые насекомые, а море слишком глубоко, и моряк не сможет благополучно покинуть место кораблекрушения. Ложишься в постель с улетной шлюхой, и она награждает тебя хворями, лечение которых столь ужасно, что и подумать страшно, но пока не проявились их симптомы, успеваешь заразить множество других людей, с кем потом происходят затруднительные объяснения. Нет, друзья мои, оглянешь этот мир и решишь: часть его создана из озорства, а часть – по злому умыслу.