Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана
Шрифт:
– А по-английски – «ирландец», – нетерпеливо настаивал дон Эммануэль с притворным негодованием. – В Лондоне полно ирландцев. Они и построили город, если хочешь знать. И у всех англичан есть примесь ирландской крови. Что тут такого-то?
– Не верь ему, – посоветовал вошедший Мисаэль. – Он соврет – недорого возьмет. – И, обращаясь к дону Эммануэлю, обвел рукой гостей: – Нам нужен ваш совет.
Дон Эммануэль ухмыльнулся, поскреб рыжую бороду, потом почесал под животом и сказал:
– Я дам тебе совет, какой только пожелаешь, но сначала ты мне объясни: отчего это хренолюндии, которые Фелисидад выковыривает
– Действительно, странно, – ответил Мисаэль. – Знаешь, со мной случалось нечто подобное. Это, наверное, по той же причине, почему всегда блюешь помидорными шкурками, даже если не ел помидоров.
Лицо дон Эммануэля просветлело, он поднял палец:
– Ты в самом деле невероятно мудр. Наверное, так оно и есть. Ну, какой совет вам нужен?
– Не подскажете ли, как подергать крестоносцев, пока обдумываем стратегию? – спросила Ремедиос.
– Лучший способ позлить того, кому сейчас скверно, – веселиться самому, – ответил дон Эммануэль. – Веселье всегда достает попов. Это кошмар для всех священников, кроме отца Гарсиа и дона Сальвадора. Нужно устроить праздник – это мой первый совет. Второй: возможно, следует прибегнуть к тактике, что мы применяли против солдат в Чиригуане. Каждую ночь Хекторо и Педро будут выходить из города и приканчивать часовых.
Хекторо и Педро испуганно переглянулись. Педро, беспокойно кашлянув в кулак, сказал:
– Прошу прощения, друзья, но мы оба не умеем плавать. Потонем во рве. Сказать по правде, единственное, чего я боюсь, так это воды. А то бы пошел и всех там прикончил.
– Во-во, – поддержал Хекторо. – Моя бабушка, мудрая женщина, говорила: «Остерегайся смерти от воды».
– Ну тогда, – сказал дон Эммануэль, – нужно их донимать. Прижмем их к земле: как кто-нибудь голову высунет, будем палить наобум. Разок в час, а то и в два, кто-то из вас поднимается на стену и палит. Чаще не нужно, а то они привыкнут и перестанут дергаться.
– Эх! – вздохнула Ремедиос. – Вот жалость, что Федерико умер! Он с такой дали в горных рейнджеров попадал!
– Так у нас Педро – лучший стрелок, – сказал Мисаэль.
– Лучшим стал бы я, да вот стреляю только из револьвера, – возразил Хекторо: его мужское самолюбие было задето.
– Из пистолета ты стреляешь лучше всех, – дипломатично ответил Педро. – Это всем известно, я сам сколько раз от людей слышал.
– У меня есть еще предложение, – сказал дон Эммануэль. – Вы же забыли про Дионисио! Сходите кто-нибудь за ним, а остальные пусть сгоняют на площадь всех городских ягуаров.
Поднялась веселая кутерьма: упрямых своенравных кошек тычками жердей сгоняли с крыш, вываливали из хозяйских гамаков, пробуждали ото сна, хлопая в ладоши над ухом, отрывали от мисок с шоколадом и желе из гуайявы, забирали у защитников-ребятишек и у взрослых, не чаявших в них души, – все за тем, чтобы собрать на площади, где к ним обратится Дионисио. Большинство громадных сластолюбивых зверюг сбилось в перепутанный клубок поблескивающего черного меха, улеглось и тотчас заснуло. Другие кошки ходили туда-сюда, будто в клетке, а третьи, подрагивая хвостами, сидели на задних лапах и зевали, раскрывая огромные розовые пасти с острыми, как сабли, клыками.
Из книжной лавки пришел Дионисио с двумя
Но ожидавшие яркого и сверхъестественного зрелища были разочарованы. Дионисио встал там, где отец Гарсиа и липовый священник дон Сальвадор имели обыкновение читать проповеди о размножении и обновлении. Он закрыл глаза и напряженно воображал себя ягуаром. Наконец он уже не мог представить, как пересекает поляну, а от личинок овода зачесалась шкура. Внезапно он понял, что знает, как одной лапой прижать к земле черепаху и где прокусить круглую дырочку между пластин, чтобы другой лапой выковырять мясо. Внутренний взгляд перефокусировался, и зрачок из круглого, человеческого, превратился в узкую хищную прорезь. Он вдруг почувствовал, как больно колет, когда испражняешься чешуйками броненосца; Дионисио вело незамутненное острое чутье, а мысли освободились из призрачного замка слов и выражались утробным рыком. Заостренный язык стал длинным и шершавым, а зубы вспомнили, как радостно с хрустом раскусывать черепушку свиньи-пекари и со смаком вгрызаться в мозги. Золотистыми глазами он гипнотизировал обезьяну-ревуна, и та по веткам безвольно спускалась к нему с дерева. Он ощутил, как накатили гнев и враждебность, когда среди жирного, сырого зловония земли джунглей вдруг распознался едкий запах соперника-самца.
Часть Дионисио, еще бывшая человеком, подсказала, что нужно думать, как кошки Кочадебахо. Возникли снисходительность и леность, игривость и нежность. При мысли о шоколаде рот наполнился слюной; он стал неуязвим для человечьих пуль и ловушек, как подобает зверям, коль собираются уцелеть на этой земле.
– Кажись, не слушают кошки, – сказал старик Гомес, кивнув на ягуаров, которые, как обычно, возились друг с другом, спали или задумчиво глядели в никуда.
– Да нет, ты что? – возразил Педро. – Они всегда начеку. Хитрюги, дурачками любят прикидываться, это ж всем известно.
Дионисио внезапно понял, что проник в мир кошек, сам он исчез, а душа слилась с душами ягуаров, и теперь он точно знал, что делать, и понимал, что кошки тоже знают. Дионисио открыл глаза и сказал им:
– Пошли.
Лоснящиеся зверюги пружинисто поднялись и потянулись, оставляя в пыли следы когтей. Выжидающе посмотрели на Дионисио и пошли за ним к подъемному мосту. Два ягуара потерлись мордами о бедро Дионисио, как обычно, пометив свою собственность, мост опустили, и Дионисио во главе кошачьей армии двинулся на сраженье с крестоносцами.
– Дионисио, пожалуйста, не ходи, – раздался голос Летиции Арагон. В ее глазах, которые сегодня были лазуритными, застыл страх, волосы черной паутиной падали на лицо. – Хочешь, чтобы Парланчина осталась без отца? А ее ребенок – без дедушки? – Летиция показала на свой округлявшийся живот.
Дионисио обнял ее за шею и мягко улыбнулся:
– Летиция, ты же знаешь, так нужно.
– Настоящий мужик, – сказал Хекторо, когда Дионисио покинул город в море кошек, выдвигавшихся гуртом, как древние ратники.