Бесполезный эксперимент
Шрифт:
Ночью мне снились кошмары. Волчьи стаи окружали мою дачу. Я слышал звон стекла, треск оконной рамы. Огромная морда лезла в окно, открывала пасть, лязгала зубами. Доносилось жалобное блеянье, хрип, топот...
Внезапно я с ужасом понял, что это уже не сон, что страшные звуки доносятся снизу, из кухни. И, еще окончательно
В расплывшемся мутном пятне света я увидел козью ногу в луже крови и горящие злобой янтарные глаза зверя. Вскинул ружье, навел стволы туда, где светились точки глаз, и нажал на спуск. Раз, второй. Послышались сухие щелчки курков. И тут я вспомнил, что вчера вечером перед чисткой разрядил ружье и забыл потом вложить в ствол патроны. Я взмахнул ружьем как дубинкой, услышал глухой предупреждающий рык, понял, что сейчас зверь бросится на меня, его прыжок неизбежен. Еще что-то я успел увидеть в пятне света, что-то, встревожившее и поразившее меня, но осознать, что же это такое, тем более размышлять о нем, не было времени. В эти решающие мгновения полуосознанно, почти инстинктивно, я крикнул:
– Джек! Джек!
Огромный волчище с мощным загривком и чепраком на спине прижался к стене и лязгнул зубами.
– Джек!
Он метнулся к окну, поджав толстый куцый хвост. У меня появилась уверенность...
– Джек!
Он замер, повернул голову ко мне знакомым вопросительно-настороженным движением.
– Джек, бедный мой Джек...
Он завыл. Смотрел не на меня, а куда-то в сторону и выл на одной ноте, потом задрал окровавленную морду к окну, продолжая выть и не решаясь броситься в спасительный светлый квадрат.
– Что же ты наделал, что наделал...
Внезапно зверь исчез из лунного пятна, канул в темноту. Оттуда послышались странные
Я пошарил по стене, щелкнул выключателем. Яркий свет залил кухню. Зверь смотрел не на меня, как я ожидал, а на Нюрку - на то, что от нее осталось. Он стоял над ее корытом, и сухая трава свисала из его пасти, как когда-то в его щенячьем детстве. Я не решался подойти к нему вплотную. А он жалобно скулил, и тявкал, и ел сено, давясь им. Он скулил и жрал сено, а потом уже не мог ни тявкать, ни скулить, потому что оно забило ему горло. Он сделал еще несколько судорожных движений, пытаясь то ли проглотить, то ли отрыгнуть застрявший в горле ком, задохнулся, упал на пол, дернулся, засучил лапами и затих...
3
Тогда я и задумал вывести новый вид волка. Я взялся за это дело неистово, со всей страстью, на которую был способен, потратил немалые средства, необходимые моей лаборатории для решения более насущных задач, и заслужил в свой адрес критику, порой граничащую с бранью. Но ничего не мог с собой поделать. Вопреки всему, я создал вид травоядного волка - lupus herbivorus - не только как память и протест, хотя в этом акте были и скорбь, и память, и протест. Да, мы живем в замкнутом самообновляющемся мире, в мире жертв и хищников, больных и санитаров, и все мы - будто пауки в банке, главным образом потому, что наш мир замкнут, как колба для опытов, а опытов - судя по всему - в нем должно совершиться бесчисленное множество, прежде чем установится гармония, где "овца уляжется рядом с волком". Но я человек нетерпеливый, я не стану, не могу ждать. И мой Волк травоядный - это надежда. Надежда на будущее, которое когда-нибудь создаст человек. И, может быть, в этом весь смысл его появления и существования...