Беспощадные
Шрифт:
– Русские очень умело отслеживают финансовые потоки. А у тебя много людей знали об этой операции, – пояснил Закир. – Я уже обжигался, знаю, как работает ФСБ. Они ждут, когда посылка приходит к конечному адресату. Поэтому подстраховался. Кто знал, что такое бедствие будет?
– Мы с тобой договаривались, если акция по каким-то причинам будет сорвана, эти деньги я верну себе за счет твоего загородного дома в Плимуте. Или забыл?
– Не забыл, – расплылся в зловещей улыбке чеченец. – Только мы оба знаем, что ты сам не возьмешь его у меня.
– Да, я не стану опускаться до того,
– Мы не друзья, – неожиданно резко заявил Закир. – И я тебе ничего не должен.
– Поясни, – побледнел Блиновский.
– Все ты понял. – Закир положил руки на стол и слегка наклонился вперед. – Это не твои деньги, ты дал их мне не из своего кармана, тебе платят англичане. Наверняка они дают намного больше, а я получаю крохи.
– Да как?! – часто заморгал глазами Блиновский. – С чего ты взял?
– Ты давно нищий, – продолжал развивать свою мысль чеченец. – Если не так, разве стал бы переезжать из центра Лондона на окраину? Всем известно, что злость разорила тебя. Ты вынужден продавать яхты, самолет арендуешь, а дома сдаешь.
– Значит, когда у меня были деньги, ты уважал меня больше? – прищурился Блиновский.
– Ты не так меня понял. – Голос чеченца стал мягче. – Если бы я перестал тебя считать человеком, наверняка не приехал бы. Но я бросил в Москве все свои дела и прилетел в Лондон. Спроси у моих детей, я видел их после того, как сошел с трапа самолета? Только зять встретил меня и сразу привез в этот дом. Просто иногда ты начинаешь блефовать, это мало кому понравится. Зачем врать людям, с которыми делаешь одно общее дело?
– Не знаю, но ты говоришь о двух миллионах, как о двух копейках, – передернул плечами Блиновский.
– На месте деньги. Можешь не волноваться. Укрытие, где их спрятали, не пострадало. Там вчера был мой человек. Он видел это место. Его не тронул огонь, лишь трава немного горела. Просто вокруг много людей, и к нему сейчас не подберешься. Там не только деньги. На две группы оружия спрятано. Много чего…
Женька Корнеев направил ствол в основание старой березы. Тугая струя воды с шипением вспенила и сорвала слой прошлогодних листьев. В воздух, на клубах черного пара, взлетели миллионы искр. Напор стал такой, что Женька не удержался и отступил на шаг.
– Тебя что, уже шатает? – прокричал ему на ухо Левашов Димка.
– Шатает, – подтвердил Корней.
– Смена идет! – Димка вставил в закрепленный на поясе чехол топорик, которым сшибал обгоревшие ветки деревьев.
Корней, насколько позволял шлем и ворот, оглянулся.
– Наконец-то! – вырвалось у него.
Со стороны дороги, где была развернута полевая кухня, приближались два размытых дымом силуэта. В пожарных касках и костюмах они походили на инопланетян. Один, длинный, принадлежал Игорю Кошелеву. Второй, что на полголовы ниже, – Толику Иванову. Парни ходили на обед и теперь до самого ужина будут попарно, меняя друг друга, проливать этот торфяник.
– Перекур! – раздался голос Кошелева.
Корней всучил ему ствол и, с трудом передвигая ногами, двинулся вдоль пожарного рукава, зеленой змеей
– Корней! – окликнул охрипшим голосом Димка. – Пошли окунемся?
Женька остановился и посмотрел на друга. На фоне черного, осунувшегося лица напарника белки глаз выглядели не совсем обычно, да и весь он, худой, с тонкой шеей, походил на чертенка.
– Лысый увидит, порвет, – покачал головой Корней и огляделся по сторонам, испугавшись, что командир роты капитан Лысак где-то поблизости и ненароком услышал, как он назвал его.
– Чего он увидит? – Димка попытался упереть руки в бока, но рукава куртки мешали. – Я тебя с двух шагов только узнал. Пошли!
Корней снял каску и запрокинул голову назад. Шея ныла от постоянного напряжения.
– Пошли, – наконец решился он и двинул в направлении озера.
Скоро будет неделя, как пожарная команда, в которой служил Корней, проливала горящий торфяник. Первые дни они каждый раз ездили за водой на озеро, расположенное в километре от места тушения. Пока пожарная машина закачивала свой резервуар, солдаты успевали искупаться. Потом саперы протянули трубопровод, рукава подсоединили к основной магистрали, машину отогнали в тылы, и пожарные лишились небольшой передышки.
– Слышь, наверное, скоро жару дожди сменят, – замедлил шаг Димка.
– Это давно известный факт, – согласился Корней. – Сильные испарения вскоре вернутся осадками.
– Ты только задумайся, сколько мы воды в пар превратили, – не унимался Димка. – А еще ведь авиация поливает!
– И так не только здесь, – заметил Корней. – Половина страны горит.
Слева неожиданно раздался хруст, и Корней с Димкой быстро отскочили в сторону. Огромная сосна стала заваливаться набок, и из образовавшейся под корневищем ямы, словно из жерла небольшого вулкана, вверх устремились клубы черного дыма. На мгновенье замерев, дерево с треском рухнуло на землю, исчезнув в облаке сажи.
– Корни подгорели, – бросил Димка и двинулся дальше.
За остовами деревьев заблестела манящая гладь воды.
Корней шагнул на небольшой холмик и вскрикнул – земля вдруг медленно стала уходить вниз, вокруг поднялись фонтанчики пепла. В голове кто-то голосом Корнея закричал: «Мама!» Еще бы, ротный на каждом инструктаже рассказывал страшилки из жизни, напоминая о том, что на подобных пожарах нужно быть вдвойне осторожным. Ведь горящий торфяник таит большую опасность: он выгорает на глубине нескольких метров, и нередко в эти пустоты проваливаются люди и животные. Как водится, сгорают заживо или задыхаются. Такую смерть врагу не пожелаешь, любил повторять Лысак. Оказаться в подобной ловушке равносильно нырнуть в преисподнюю. Он запрещал ходить по одному, уклоняться от проверенных маршрутов, самовольно оставлять места тушения. Корней и сам знал, что это опасно, но заедало его, что и после заключения контракта к ним относятся, как к первогодкам.