Беспощадный. Не русские идут
Шрифт:
– Ну, это в нынешние времена не проблема. Что они от тебя хотят?
– Требуют, чтобы я прекратил работу над своими проектами.
Андрей выпятил губы.
– Ерунда какая-то! Кому это понадобилось – запрещать ученому работать над какими-то теоретическими проектами?
– В том-то все и дело, что это не теоретические проекты, а практические, дающие реальный результат. Больше всего этих «доброжелателей» волнует как раз мой УР.
– Реактор?
– Да.
– В чем там соль?
– Все энергетические процессы в конечном итоге сводятся к освобождению
– Нет.
– Короче, одна опытная установка уже работает, та, которую мы создали с Леоновым, она сейчас в Белоруссии. А вторую я потихоньку монтирую, вот только средств не хватает. Из-за нее и разгорелся сыр-бор. Кстати, начались звонки аккурат после моей встречи с представителями Министерства обороны. Сначала уговаривали не лезть в «закрытые» области науки, потом начали грозить.
Лев Людвигович снова изобразил кривую улыбку.
– И ты не знаешь, кто именно?
– Увы, не знаю. Поэтому и перестраховываюсь, поселил Леночку у родственников, чтобы одна не оставалась, пока я по кабинетам бегаю. Ничего, не бери в голову, прорвемся, мне не впервой воевать с чинушами и рэкетирами. Пойдем еще чайку глотнем.
– Нет, спасибо, поздно уже, хозяйка будет волноваться. – Андрей встал. – Рад был повидаться. В следующий раз уже ты ко мне заявишься.
Лев Людвигович проводил гостя до порога.
– Диана не звонит?
– Встретились как-то раз в универмаге, случайно, с ней какой-то мужичок был молодой, весь в коже, ну я и прошел мимо. А так не звонит.
– Правильно сделал, что ушел, – сказал Федоров. – Она в нашей компании никогда о тебе доброго слова не говорила, да и… – Он осекся.
– Дело прошлое, – слабо улыбнулся Андрей. – Не будем ворошить. Пусть живет, как хочет. А тебе я посоветовал бы заявить в милицию об анонимных угрозах. Делать они ничего не станут, но не принять заявление не имеют права. Если же угрозы будут повторяться, то можно и в Федеральную службу расследований пожаловаться.
– Я подумаю.
– Позвони, как вернешься.
– Обязательно.
Они обменялись рукопожатием, и Андрей вызвал лифт.
По дороге домой он думал о том, что не перевелись на Руси гениальные умельцы, идущие на шаг впереди всей цивилизации, и что их по-прежнему не признают ловкие дельцы от науки и преследуют «авторитеты» всех мастей.
Анна Игнатьевна не спала.
– Тебе только что звонили.
– Кто? – Андрей посмотрел на часы, спохватился. – Извините, Анна Игнатьевна, что так поздно заявился, у друга задержался, давно не виделись. Так кто звонил?
– Он не представился, – пожала плечами старая учительница. – Голос какой-то неприятный, ядовитый. Я его спросила: что передать?
Данилин вспомнил недавний «урок» во Дворце спорта и понял, что в покое его не оставят. Надо было срочно вырабатывать стратегию поведения с обиженным господином Лазаревым.
Остров Мауи, Гавайи
Небо было странным, темно-бордовым, кристаллическим, с блестками звезд, и эти звезды мерцали не как звезды, а как искры костра. Впрочем, это и в самом деле были не звезды – кристаллики полевого шпата, и смотрел Владислав не на небо, а на стену пещеры, в центре которой горел костер.
Послышались голоса:
– Гроза возвращается.
– Надо сказать командиру…
– Успеем, пусть поспит еще пару минут…
Однако командир группы спецназа, полковник Владислав Захарович Тарасов, не спал. Он вспоминал…
Сначала случился кошмар с «Норд-Остом», когда чеченские боевики захватили ДК на Дубровке с восемью сотнями зрителей, среди которых оказались и родители Тарасова, решившие сводить на мюзикл внучку – двенадцатилетнюю Марину, дочку Владислава. Жена Светлана на представление не пошла, она такие шумные молодежные тусовки не любила, поэтому и осталась в живых. Родители же и дочка домой так и не вернулись, став жертвами террористов в числе других ста двадцати восьми официально зарегистрированных погибших.
Сам Тарасов в это время находился в Северной Корее, будучи сотрудником Службы внешней разведки. Узнав о трагедии, он вылетел в Москву на третий день после штурма Дворца, но успел лишь на похороны близких. В гибель дочери он поверил, только увидев ее в гробу. В одну минуту он поседел и держался лишь на самообладании и силе воли. Рядом находилась превратившаяся в тень жена, которую надо было во что бы то ни стало поддержать.
Ему дали отпуск, и он две недели провел в Москве и на родине отца – в Рязанской губернии, в деревне Чернава, вместе с женой, почти потерявшей интерес к жизни. Лишь его присутствие и терпеливое ухаживание, а в особенности желание родить еще одного ребенка, не позволили Светлане замкнуться и уйти в депрессию. В конце сентября они вернулись домой, и Светлана вышла на работу: она работала старшим продавцом в детском универмаге на улице Народного Ополчения. Владислав же снова улетел в Корею, хотя думал о своей работе меньше всего.
Новая драма разыгралась уже в его отсутствие.
Десятого октября в подсобное помещение магазина, где Светлана разбирала товар, вошел высокий и широкий, как шкаф, рыжий мужчина с усиками соломенного цвета и уставился на нее немигающим взором.
– Сюда, к сожалению, нельзя, – мягко проговорила женщина. – Пройдите, пожалуйста, в торговый зал.
Мужчина продолжал молча смотреть на нее стеклянными глазами.
– В это помещение посторонним вход воспрещен, – продолжала Светлана, почувствовав закрадывающийся в душу страх. – Вы наш покупатель? Пойдемте, я помогу вам выбрать покупку.