Беспозвоночные. Ископаемые животные
Шрифт:
Но потом выяснилось, что многие каракатицы носят бактерии не только в скорлуповых железах.
Двурогой сепиолой назвали зоологи чочин-ику — миниатюрное создание, размером с ноготь большого пальца, которое охотится за рачками в водах океана вблизи берегов Японии и Курильских островов. Ночью сепиола светится. Лучезарный нимб окружает ее крошечное тельце, и сияющая малютка парит над черной бездной моря, как живая звездочка.
Поймать сепиолу нетрудно. Годится для этого простой сачок на длинной палке. Перевернем ее на спину и осторожно отогнем край мантии — мы увидим большой, двурогой формы (отсюда и название малютки) «пузырек». Он лежит на чернильном мешке, покрывая его целиком, и наполнен слизью. Это мицетом [23] —
23
Мицетомы — камеры со светящимися симбиотическими бактериями — найдены в царстве головоногих моллюсков только у каракатиц и некоторых кальмаров (Loliginidae), которые по анатомическим признакам близки к каракатицам, хотя внешне и не похожи на них.
В конструкции странного органа исследователей больше всего поразили микроскопические каналы, пронзающие стекловидную массу, которая покрывает сверху бактериальный «интернат» и выполняет роль фокусирующей линзы. Канальцы, словно тончайшие горловинки, идут от пузырьков с бактериями насквозь через линзу прямо в морскую воду, омывающую орган.
Значит, бактерии не изолированы совершенно от родной стихии! Они не пленники, а гости. Возможно, между бактериями, поселившимися в пузырьке у каракатицы, и бактериями, свободно обитающими в море, происходит постоянный обмен.
Это наблюдение подало мысль исследовать зародышей каракатиц: заражены ли они светящимися бактериями? Ведь предполагалось, что яйца получают партию симбиотических бактерий — племенной материал — вместе со скорлупой.
Никакой «светящейся» инфекции у эмбрионов обнаружить не удалось. Даже личинка каракатицы (Sepia officinalis) длиной в 1,8 сантиметра не заражена светящимися бактериями, хотя у нее в этом возрасте уже начинает развиваться мицетом. И только когда молодая каракатица достигает приблизительно 1/3 размера взрослого животного — 2,5–3,5 сантиметра — имеется в виду длина мантии, то есть тела от кончика хвоста до шеи (без головы и щупалец), — ее дополнительные скорлуповые железы наполняются бактериями.
Поскольку мицетом через канальцы свободно сообщается с морской водой, новорожденные каракатицы, очевидно, черпают необходимый для своего «фонарика» запас возбудителей света прямо из моря. В море, как известно, светящиеся бактерии встречаются в изобилии. По микроскопическим канальцам попадают они в гостеприимный орган, где приготовлены им все условия для беззаботного существования — и стол, и дом, и свежий кислород, без которого живой свет не «горит». Даже те организмы, которые способны светиться в бескислородной среде (радиолярии, гребневики, некоторые медузы), используют в процессе свечения так называемый связанный, то есть содержащийся в химических соединениях, кислород.
Однако до сих пор происхождение и пути проникновения симбиотических бактерий в организм каракатицы окончательно не выяснены. Некоторые исследователи обнаружили, что бактерии, выделенные из светящихся органов головоногих моллюсков, своими биологическими свойствами значительно отличаются от светящихся бактерий, свободно живущих на коже многих морских животных. Различия между ними, говорит немецкий исследователь Мейснер, так же велики, как между тифозными бактериями и кишечными палочками.
Японский бактериолог Кишитани подтвердил это мнение Мейснера, но обнаружил, к немалому своему удивлению, что живущие в мицетомах каракатиц бактерии встречаются и на коже их гостеприимных хозяев и даже на несветящихся кальмарах.
Как увязать эти противоречивые факты?
Я
Наблюдения показали, что чочин-ика, спасая свою жизнь, и в самом деле мечет во врага «жидкий огонь».
Однако лучших результатов в «огнеметном» искусстве добился гетеротевтис-пиротехник, о котором писал еще Аристотель. Гетеротевтис живет в глубинах Атлантического океана и Средиземного моря. На небольших, впрочем, глубинах — до 500–1000 метров.
Мицетом гетеротевтиса снабжен большим резервуаром. Стенки резервуара эластичны, и, когда окружающие их мускулы сокращаются, миллионы бактерий извергаются наружу, вспыхивая ярким фейерверком.
Стоит слегка потревожить гетеротевтиса, как он выбрасывает через воронку струйку светоносной слизи. При соприкосновении с водой она мгновенно загорается цепью сверкающих голубовато-зеленоватых точек. Некоторое время светящаяся слизь держится в воде отдельными шариками. Затем под действием течений вытягивается в блестящие нити, которые испускают свет три — пять минут и внезапно гаснут. Свои пиротехнические фокусы гетеротевтис может повторять много раз подряд, когда уже кажется, что он полностью израсходовал весь запас горючего.
Видимо, во мраке глубин яркие вспышки холодного огня оказывают обладателям этого оружия немалую услугу, и, конечно, им владеет не один гетеротевтис. В августе 1934 года Вильям Биб спустился в стальном шаре-батисфере на рекордную по тем временам глубину в 923 метра. Из окошка батисферы он увидел много диковинных созданий, и среди них креветок-огнеметателей.
Через 20 лет Кусто и Хуо «нырнули» глубже. Уже не в батисфере, а в батискафе — глубоководной подлодке — спустились на глубину в 2100 метров и тоже увидели из иллюминатора вспышки живых огнеметов. В луч прожектора попал кальмар длиной около 45 сантиметров. Он выбросил из воронки каплю какой-то жидкости, похожей на «белые чернила». Она ярко вспыхнула в луче света. Позднее Кусто и Хуо заметили, как два других кальмара извергли целые «облака жидкого огня».
Жан Верани любил приходить на берег моря, когда рыбаки возвращались с уловом. Диковинных животных привозили их лодки.
Однажды недалеко от Ниццы он увидел на берегу толпу людей. В сети попалось существо совершенно необычное. Тело толстое — мешком, как у осьминога, но щупалец десять, и связаны они тонкой перепонкой, словно зонтиком.
Верани опустил причудливого пленника в ведро с морской водой, и в «тот же момент, — пишет он, — я был захвачен удивительным зрелищем сверкающих пятен, которые появились на коже животного. То это был голубой луч сапфира, который слепил меня, то опаловый — топаза, то оба богатых оттенками цвета смешивались в великолепном сиянии, окружавшем ночью моллюска, и он казался одним из самых чудесных творений природы».