Беспризорный князь
Шрифт:
– Ты зарезал его?
– Да! – Батько склоняет голову. – Только что.
– Теперь ее! – шипит Доброслава. – Не упусти!
– Не убежит! – машет рукой Малыга.
– Не медли! – не унимается княгиня.
Я смотрю на нее во все глаза. Вот тебе и монашка… А ты чего хотел? Рюриковна, у них месть в крови… Доброслава поворачивается ко мне.
– Спаси тебя бог, княже! Прикрыл. Я как Болеслава увидела, так сразу поняла – убьет!
Мы тоже как-то догадались…
– Теперь – в город!
Княгине подводят коня, она качает головой.
– Город твой, – говорит Доброслава. – Сам в нем сядешь?
– Нет.
– Отдашь кому-то в удел?
– Я княжеств не раздаю.
– Значит, будет посадник, – заключает Доброслава. – Малыга?
– Он нужен в Галиче.
– Тогда кто?
– Еще не решил.
– Могу подсказать…
Скачущие обочь дружинники смотрят благоговейно. Мать обрела сына после долгой разлуки. Они, наконец, воссоединились и сейчас, наверное, вспоминают давнее. Слышали бы… Нет, я не жалею. Все правильно: Владимир наш, Доброслава спасена, справедливость восторжествовала. Только немножко, совсем чуть-чуть погано на душе. Обидно за чувства, которые испытал при виде княгини. Почему-то вспомнилась мама…
На главной улице трупов не наблюдается, вернее, их совсем нет. Ляхи не дураки. Не стали сражаться на улицах, отступили и заложились. Толковый у них воевода. Предстоят переговоры. Ладно, успеем.
Доброслава указывает на терем в конце площади, скачу туда. Здесь миром не обошлось. На крыльце валяются трупы: наши или ляхов – не разобрать. Снимаю с коня Доброславу, она спокойно перешагивает через тела. Дружинники бегут вперед: в коридорах может ждать ворог. Похоже, что нет: на пути попадаются тела, теперь видно, что это ляхи. Доброслава шагает уверенно, по всему видно, что бывала здесь. Останавливаемся перед дверьми гридницы. Дружинники врываются внутрь и показываются обратно. Лица кислые. Входим. На полу – три тела: двое мужчин и женщина. Мужчины в броне, но без оружия – унесли. Тела в крови – стражники бились насмерть. Одному снесли голову, второму – отрубили руки. Женщина лежит за ними, лицом вниз. На желтом летнике во всю спину – кровавое пятно. Доброслава делает знак. Дружинник наклоняется и переворачивает тело.
– Градислава…
Княгиня плюет на труп и пошатывается. Подхватываю на руки.
– Найдите кого-нибудь!
Приведенная холопка ведет нас в трапезную. Здесь стол и лавки. Усаживаю Доброславу.
– Вина!
Холопка исчезает и возвращается с кубком. Подносит княгине.
– Отпей сначала сама!
Под суровым взглядом Доброславы холопка делает большой глоток. Княгиня берет кубок и приникает к нему. Мда… Жестом отсылаю холопку с дружинниками. Доброслава ставит на стол кубок.
–
«Она» силой постригла младшую и убила ее сына. В мире есть две вещи, которые превращают родственников в непримиримых врагов. Власть и деньги. Часто эти причины смыкаются. Кто заколол Градиславу? Надеюсь, не Малыга. Доброслава бормочет:
– Холопок моих потравили. Сначала Весею, потом Гостену… Весея еду мою пробовала, а как умерла, мы монастырское перестали есть. Гостена в город за хлебом бегала, тем жили. Так они зелья в кувшин с водой всыпали: Гостена попила – и не встала. Никого у меня не осталось. Три дня без крошки во рту, воду из реки пила: в колодце отравить могли. Вовремя ты, княже…
Черт драл бы этот гадючник! А вот и Малыга! Запыхался…
– Княже! Ляхи в соборе заложились, их там сотни. Грозятся биться насмерть. Люди дрова к стенам несут – сидельцев выкуривать. Выскочат – многие лягут.
– Убей их! Засеки! Всех!
Доброслава вскочила, глаза бешеные.
– Нет!
Кулак врезается в стол. Кубок подпрыгнул и повалился набок. На выскобленных досках расплылось красное пятно.
– Слушай меня, княгиня! Это твой город, и жить ты будешь, как пристало твоему званию, но править княжеством буду я – и никто более! Никто не смеет мне указывать! Ясно?!
Малыга побледнел, княгиня опустила глаза. Вот так! Пропадите вы пропадом! Иду к двери.
– Иван!
Голос тихий, чуть слышный. Поворачиваюсь.
– Осторожней там!..
У собора – толпа, шум и гам. Под стенами свалены вязанки хвороста, поленья, лавки, столы. Вот-вот подожгут. При нашем появлении толпа расступается. Подъезжаю к самым дверям. Это опасно, могут выстрелить из окошек, прорубленных в хорах, но накладная броня у меня и спереди. Мы же не знали, куда будут стрелять. Впрочем, если подцелят в глаз…
– Эй, в соборе! Я князь Иван! Выходи поговорить!
Площадь замирает. В соборе тоже молчат. Пауза. Неуютно чувствовать себя мишенью. Вдруг все же выстрелят? Ляхи – забубенные головы, им море по колено. Особенно, как напьются. Скрип засова… В воротах, окованных железом, отворяется калитка. Из нее, пригнувшись, выбирается лях. Он немолод, худощав и жилист. Броня на груди порублена, причем отметины свежие, за поясом – длинный, прямой меч.
– Я Войцех из Сосновца герба Богория, маршалок княжий. (По-нашему, воевода, значит.) Чаго трэба, княже?
– Кидайте зброю – и будете живы!
Лях молчит, прикидывает.
– Пока зброя в рэнках, таки и мы живы, допокеды не сгинем. А сгинем, так то не наша, а Господня воля бэндзе.
Ухмыляется.
Показываю рукой на сваленные у храма дрова, смолу в бочках, хворост и лучников за спиной.
– Ты такого конца хочешь?
– Божий храм спалишь?
– Твоих людей спалю. А храм новый отстрою. Лучше этого.
Молчит воевода, улыбку спрятал.
– А как бросим зброю, цо бэндзе?